Они продолжали ждать. И действительно, минут через десять или около того со стороны леса, покрывающего склоны холмов, донеслись взвизги иголок, которые, вылетая из стволов, включали свои микросопла и набирали скорость. Затем снова воцарилась тишина. Через некоторое время снова послышались звуки довольно оживленной перестрелки и рявканье энергопистолета – а не большого излучателя, как отметил про себя Блейз. Грохот разряда энергетического ружья был бы куда более мощным.

По звукам же выстрелов из игольных ружей трудно было определить, сколько из них принадлежало повстанцам, а сколько – милиции. Ох уж эти игольные ружья… они имелись на Ассоциации почти у каждого фермера, будучи единственным средством борьбы с вариформными кроликами, буквально заполонившими поля, и изредка попадавшейся, случайно занесенной на планету другой мелкой живностью. Несомненно, та же ситуация имела место и на Гармонии. Правда, человека эти ружья убивали так же хорошо, как и кролика.

Через несколько мгновений на склоне холма между деревьями стали заметны черные мундиры солдат милиции. Несколько дюжин солдат окружали всего троих мужчин – не то чтобы оборванных, но одетых в явно неоднократно чиненную и стиранную одежду. Они обращались с тремя своими пленниками так, будто те все еще были вооружены, несмотря на то что в руках у тех уже явно не было никакого оружия. Наконец и солдаты, и пленные миновали поле и предстали перед майором и остальными.

Вблизи создавалось впечатление, что это были отец и двое его сыновей. Все трое были примерно одного роста, худощавые, с одинаковым цветом волос – темно‑каштановым – и скуластыми загорелыми лицами. У всех троих руки казались непомерно большими, загрубевшими от тяжелой крестьянской работы.

Старшему было за сорок, и в его голове уже явственно виднелась седина, проступавшая и на давно не бритых скулах. Из тех двоих, что были помоложе, одному было лет двадцать с небольшим, и он тоже был давно не брит, хотя щетина на его подбородке и была темной, без седины, а третьему на вид было никак не более шестнадцати, и щеки его были еще по‑мальчишески гладкими.

Похоже, что их предки на Старой Земле проживали где‑то в районе северной Европы. Лица всех троих были совершенно бесстрастны.

– Простите, сэр, – начал лейтенант, очевидно, командовавший солдатами, что сопровождали пленных. Он обращался непосредственно к майору, не обращая внимания на Блейза и Тони, стоявших рядом с его начальником, – но похоже, что большая часть отряда под покровом ночи все‑таки ускользнула. В лесу мы обнаружили следы пребывания довольно большой группы людей.

– Какие еще следы! – не выдержал старший из пленников. – Это наши леса. Мы с мальчиками знаем там каждый метр. Если бы там были какие‑нибудь следы, мы бы их сразу заметили. Ничего там нет. Он все это выдумал!

– А ну заткнись, ты! – прикрикнул на мужчину сержант, стоящий рядом с ним, и ткнул пленника в живот локтем. Удар был не сильным, но и его оказалось, достаточно, чтобы мужчина сложился пополам и несколько секунд с трудом старался восстановить дыхание.

– Будьте добры, сержант, – сказал майор, – впредь воздержитесь от подобного обращения с пленными.

В его словах, подумал Блейз, чувствуется какая‑то чрезмерная учтивость, будто он ни на секунду не забывал о присутствии Блейза и Тони.

– Врать нам бессмысленно, – продолжал майор тем же тоном, обращаясь уже к старшему из пленников, который наконец оправился от удара. – Лейтенанту совершенно ни к чему что‑то выдумывать.

– Ха! – фыркнул мужчина. – Все эти милицейские никогда не упустят случая…

К нему снова с угрожающим видом придвинулся сержант, что недавно двинул его локтем, и мужчина отпрянул от него.