Блейз напрягся, пытаясь расслышать то, что он говорит.
– …помните, что я вам сказал…
– Обязательно, – отозвался Блейз. Но после этого он перестал вслушиваться и медленно ушел в никуда – унося, однако, с собой удивительно важную информацию о созидательной энергии человека, почерпнутую от Каджа.
Этой информации буквально не было цены. Именно с ее помощью Блейз как раз и мог претворить в жизнь все свои планы. Из этого получался символ, привлекательный для всех обитателей Новых Миров, – что‑то вроде «золотых» орлов на штандартах, которые Наполеон Бонапарт вручал своим полкам, позаимствовав идею у древнеримских полководцев. Даже если бы Кадж вдруг предложил оплатить все межзвездные перелеты Блейза за следующие шесть лет, он и то не сделал бы столь ценного подарка.
* * *
Несколько раз после этого разговора Блейз ненадолго приходил в себя, но потом никак не мог вспомнить, что он в эти периоды делал или говорил и тем более сколько времени оставался в сознании. Наконец однажды, очнувшись, он осознал, что пришел в себя, хотя окружающее воспринималось с трудом.
Мерзкое ощущение, о котором он говорил Каджу, к этому времени усилилось, став настоящей болью или чем‑то, настолько напоминающим боль, что разницы практически не было. Раненый бок тоже напоминал о себе. Но этой боли практически не было заметно, настолько она тонула в общем отвратительном самочувствии. Еще у него началась жестокая лихорадка с мучительными приступами головокружения.
Но и в этом состоянии он мог думать, хотя и довольно бессвязно. Мысли при полном расстройстве нервной системы скакали как кузнечики, ни на чем конкретно не сосредотачиваясь, но возникая одна за другой. Он попробовал сконцентрироваться на окружающей обстановке, и на какое‑то мгновение это ему удалось. Тони по‑прежнему сидела рядом с его постелью, а в комнате царил все такой же полумрак.
– Я что‑то говорил? – хрипло спросил он. – Мне показалось, что я говорю…
– Немного. – Тони положила ему на лоб восхитительно прохладную ладонь.
– Здесь так жарко, – пожаловался он и был поражен тем, как по‑детски жалобно звучал его голос.
– У тебя жар, – пояснила Тони. – Но ничего страшного. Честное слово. Просто расслабься, и все.
– А что я говорил? – поинтересовался Блейз.
– Ничего особенного. – Он впитывал голос Тони как губка и успокаивался. В этом было нечто напоминающее гипноз. «Я же почти не поддаюсь гипнозу», – подумал Блейз, и тут какой‑то слабенький голосок, долетевший откуда‑то из глубин его сознания, добавил: «Но ведь так было раньше. Может, теперь все по‑другому?»
– Нет, скажи! Я должен знать! – все так же жалобно потребовал Блейз. – Что я говорил?
– Ты вспоминал о ферме Генри. – Голос Тони проникал в него, обвивая кольцами то, что причиняло ему страдания, и облегчал их. – Спи, мой Блейз. Спи.
И он снова отключился. Когда он проснулся, то обнаружил, что находится уже в другой комнате – более просторной. Рядом с кроватью так же стояло кресло, в котором сидела Тони. Знакомый уже полумрак граничил с полной темнотой. Значит, его сюда перенесли. Если до этого он и был на корабле, то теперь находился где‑то в другом месте.
– Где я?
– На Гармонии, – ответила Тони. Она сказала это так, будто просто закончила фразу – последнюю фразу, которую он запомнил из предыдущего их разговора, перед тем как провалиться во тьму небытия.
– Ага, – пробормотал он, – хорошо… это очень хорошо… – Но тут его голос как будто зажил своей жизнью и независимо от него продолжал: «Именно сюда я и хотел попасть. |