Я резко открыл глаза. Сердце билось учащенно. Вскочив, я метнулся к умывальнику и плеснул в лицо ледяной водой. В медном тазу отразилось осунувшееся лицо с безумным блеском в глазах. Не хватало мне еще «вьетнамских» флэшбеков.

Сознание обожгла спасительная мысль. Чтобы не сойти с ума и чтобы этот ад не сжирал меня изнутри нужно дело, задача титанического, немыслимого масштаба. Проект, который заполнит собой все, вытеснит воспоминания, станет моим единственным спасением. Он был нужен мне.

Через час я вошел в главный зал усадьбы, который давно уже не являющийся местом для приемов — это штаб, конструкторское бюро и сердце Игнатовского. За большим дубовым столом сидела моя команда: Нартов — перед ним стопка донесений из Ясс с моими торопливыми эскизами, в том числе и «Катрины»; Изабелла — с аккуратными выкладками по ресурсам; Алексей, занявший место полноправного участника совещания. Поодаль, у камина, расположились де ла Серда и Федька с Гришкой, поедающих меня восхищенными взглядами. Атмосфера была наэлектризована до предела. Они жаждали рассказа о подвигах и славе, о деталях разгрома стотысячной армии. Однако я принес им нечто иное.

— Господа, — я развернул на столе большую, испещренную пометками карту южных земель, — мы проведем системный разбор кампании.

Без лишних эмоций я вкратце изложил ход событий, закончив рассказ тем, как мы оказались заперты в ущелье и как был уничтожен «Леший». Затем, взяв угольный грифель, я решительно перечеркнул его изображение на чертеже.

— Проект «Леший» в его нынешнем виде замораживается.

По залу пронесся удивленный ропот. Неудивительно: для них «Леший» был символом нашей мощи.

— Но как же так, Петр Алексеевич? — первым не выдержал Нартов, вскочив с места. — По отчетам машина показала невероятную проходимость! Мы могли бы усилить раму, доработать ходовую…

— Мы могли бы обшить его дамасской сталью, Андрей, но главной проблемы это не решит, — прервал я его. — Я видел эту машину в настоящем походе, а не на полигоне. Начнем с воды. В степи ее расход — катастрофа. Мы выпаривали по два котла за день, приходилось останавливаться у каждой лужи. Дальше — топливо. Чтобы тащить десять тонн груза, он сжирал полтонны угля за сутки. Представь логистику: за каждой боевой машиной должен идти караван из десятка повозок! — Я сделал паузу. — А любой ремонт паропровода в поле? Это остывание котла, слив воды, пайка, опрессовка… Минимум пять часов простоя. За это время вражеская кавалерия обойдет нас трижды. Нет, сама идея верна, но она обогнала свое сердце. Паровая машина хороша для мануфактур, для стационарных установок. Для мобильной войны она — гиря на ногах.

Я посмотрел прямо на Нартова.

— Поэтому твоя главная, долгосрочная задача — поиск нового сердца. Легкого, мощного и автономного двигателя, который не будет зависеть от котла размером с избу. Пока его нет, проект «Леший» останавливается. Будем дорабатывать «Бурлак», дамю, что мы сможет на его технологиях сдвинуть прогресс «Лешего».

Нартов медленно сел, делая пометку в тетради. Инженер до мозга костей, он верил цифрам, а приведенные мною цифры были неумолимы.

Затем мой взгляд упал на лист с неуклюжим силуэтом «Катрины».

— Теперь об этом. Андрей, ты изучал мои донесения. Каково твое мнение как теоретика, который не был ослеплен как я азартом?

Нартов на мгновение задумался, сверяясь со своими расчетами, которые, без сомнения, вел с момента получения первых вестей.

— Идея гениальна, Петр Алексеевич, — признал он.