— Идея гениальна, Петр Алексеевич, — признал он. — Возможность поднять наблюдательный пункт над полем боя меняет саму суть артиллерии и разведки. Это переворот. Но, судя по вашим же отчетам о расходе топлива, потере управления при ветровом сдвиге и, как теперь выяснилось, финальной катастрофе, аппарат в его нынешнем виде — скорее оружие самоубийства, чем инструмент войны. Вы создали чудо, но чудо одноразовое и непредсказуемое.

— Вот именно, — я улыбнулся от того, насколько правильно разложил мои мысли сам Нартов. — Я убедился в этом на собственной шкуре. Концепция полета — ключ к будущему. Но конкретно эта реализация — провальна. Полностью. И вот почему.

Я загнул палец.

— Начнем с громоздкости. Чтобы собрать в Яссах один-единственный аппарат, потребовалось триста сорок аршин лучшего льна и шелка, четыре бочки смолы и казеинового клея, и уйма человеко-дней работы. Это как строительство египетской пирамиды в миниатюре.

Второй палец.

— Дальше — огонь. Горелка дает неконтролируемый, пульсирующий нагрев. Я чуть не сжег оболочку еще на земле! Один порыв ветра, задувший пламя на ткань, — и всё. Мой аппарат упал из-за прорыва топливопровода, но даже без этого я летал на вулкане. Открытое пламя рядом с гигантской, пропитанной горючей оболочкой — это риск на грани безумия. Тогда меня оправдывало только то, что нужно было спасти Государя, в любой другой ситуации, я бы не подпустил ни одного человека к гондоле.

Третий палец.

— И последнее, главное — ветер. Мой полет до ставки визиря — слепая удача. На высоте ста метров воздушные потоки живут своей жизнью, текут слоями, как реки. Меня несло, как осенний лист. Я не управлял полетом — подстраивался. Аппарат, который не может вернуться на базу, зависнуть над целью или бороться с ветром, — это дорогая стрела, выпущенная в никуда.

В зале стало тихо. Я только что, пункт за пунктом, с цифрами и фактами, уничтожил два их самых любимых, самых прорывных проекта. На лицах читалась растерянность.

— Но… что же тогда? — тихо нарушила молчание Изабелла. — Отказаться от полетов?

— Нет, — я покачал головой. — Начать все с чистого листа. С правильных вопросов.

Подойдя к Нартову, я уставился на него. Он единственный мог понять меня не на уровне веры, а на уровне чистой физики. Его ум не был замутнен моим провальным опытом, он видел голую идею.

— Андрей, забудь все, что ты читал в моих отчетах. Они описывают неверный путь, фиксируют ошибку. Мы пытались поднять груз, нагревая воздух. Нужен другой подход. — Я наклонился к нему, понизив голос. — Задача в том, чтобы сам апарат стал легче воздуха. Понимаешь? Мы должны изменить свойство самого вещества, а не воздействовать на него внешней силой.

Нартов замер.

— Я не знаю, как это сделать, — почти честно признался я. — Моя мысль уперлась в стену. Но твой ум свободен от этого. Возможно, ты увидишь то, чего не вижу я. — Я выпрямился и обвел всех взглядом. — Это и есть новая задача. Я ставлю ее перед всеми. Думайте. Ищите. Как поднять в небо пуд груза, не разводя под ней костра.

Это была немыслимая загадка, противоречащая их опыту, но оттого еще более притягательная. В глазах Нартова загорелся холодный огонь исследователя. Его мозг, получив невыполнимую задачу, уже начал лихорадочно перебирать варианты.

— Проект получает название «Катрина — 2», — объявил я. — С этой минуты все ресурсы Компании брошены на его решение. Алексей Петрович, — я повернулся к царевичу, — вы, как и прежде, отвечаете за координацию. Ваша задача усложняется. Вы должны обеспечить проект, не зная его конечной цели.

Алексей вздохнул, принимая эти правила игры. Мне еще долго принимать «отчеты» о том, что здесь было сделано за последние три месяца, поэтому пусть отвлекутся от текучки.