За забором мелькнула синяя лыжная курточка. Миша учился в четвёртом классе, и мама говорила, что он Кирику не компания, но надо было кому-то излить душу.

— Миш! — слабым голосом позвал Кирик.

Миша снисходительно подошёл к забору:

— А, это ты? Что ж вы свои розы не раскрываете? Сопреют!

— Ну и пусть сопреют. — Кирику было не до роз. — Знаешь, Миша, у меня родилась сестра. Она хотя девочка, но совсем без волос.

— Ого! Ты это сам видел?

— Не сам. Папа видел. А сегодня её привезут… Они хотят меня выселить на диван, чтобы она спала на моей кровати.

— Ого! — повторил Миша. — Подожди, она ещё сядет тебе на голову.

— Как — сядет на голову?

— Очень даже просто. И все твои игрушки поломает. Пропал твой водяной пистолет.

— А ведь девчонки из пистолетов не стреляют…

— Так она ж маленькая. Она сломает и даже не будет знать, что это пистолет. Где он у тебя? Покажи.

Кирик облизнул пересохшие губы и медленно вынул из кармана пистолет, цвета гусиных лап. Великолепное оружие для стрельбы водой в кота.

Миша проверил курок, подул в дуло и спрятал пистолет к себе в карман.

— У меня будет целей, — сказал он опешившему Кирику. — А что там ещё у тебя есть?

— Шашки… Она их тоже поломает? И самокат?

— Тащи сюда шашки. За самокат, я думаю, она не сразу возьмётся. Но вообще всё спрячь.

Кирик затрусил к дому спасать своё культурное имущество, только он опоздал. По садовой дорожке шли мама и папа.

— Мама! — взвизгнул Кирик.

Он хотел броситься к ней и вдруг застеснялся. Но мама, поравнявшись с Кириком, сама притянула его к себе:

— Здравствуй, сынок! Как вы тут без меня жили? Папу слушался, не шалил?

Кирик вздохнул. Ему нужно было рассказать маме так много, но почему она смотрела поверх его головы на большой белый свёрток, который нёс на руках папа?

— Алексей! — крикнула мама, и её рука соскользнула с плеча Кирика. — Уронишь! Кто же так держит ребёнка?

Мама бросилась догонять папу, а Кирик остался один. Как будто это была уже не его мама. Мама думала только об Ирке, только о ней.

Ну и пусть. Пусть эта самая Ирка спит на его кровати. Пусть ломает его игрушки.

Раз они его больше не любят, он уйдёт. Уйдёт в лес и нарочно заблудится.

О! Тогда они пожалеют, тогда они горько заплачут: «Где наш Кирик, где он, наш маленький?» Но будет уже поздно. Поздно.

И Кирик решительно толкнул калитку.

* * *

Возле леса блестела большая весенняя лужа. Кирик прошёлся по ней как пароход. Потом постоял, передыхая.

Теперь он уже был не пароход, а великан. У его ног лежал отражённый в воде лес. Кирик мог наступать на макушки деревьев.

Он поболтал ногой, и всё замутилось. Лес в луже исчез. Вот он какой! Он утопил лес!

А когда ему надоело быть великаном, он выбрался на опушку и стал выливать воду из калош. Неважно, что у него мокрые ноги. Про это никто не узнает, потому что он ни за что не вернётся домой.

— Ни за что! — вслух сказал Кирик.

И, точно в ответ ему, куст на опушке запел. Этот куст весь светился, словно он был обрызган необычайно крупной зелёной росой. Только это были не росинки, а почки, блестевшие на солнце, как огромные зелёные капли. Среди этих зелёных капель Кирик разглядел одну серую. Это была птичка.

Кирик стоял совсем близко и видел, как вздувалось её нежно-жёлтое горлышко.