– Еще бы не знать! – Она вздрогнула всем телом и добавила: – Не меньше, чем я по тебе!

Он застонал и жадно впился в ее губы. Глубоко вдыхая наполнивший воздух аромат орхидей, он целовал и целовал ее без конца, и Фиона отвечала со всей силой разбуженного в ней желания. Она понимала, что ей не суждено быть вместе с единственным человеком, которого она смогла полюбить, но не в силах была отказаться от того шанса, что предоставила ей судьба. Будь что будет. Реймонд усадил ее к себе на колени, и она обхватила его ногами, прижимаясь всем телом. Даже сквозь одежду Фиона чувствовала, как рвется на свободу его затвердевшее копье, и ей тут же захотелось почувствовать его в себе, чтобы слиться воедино и изведать наивысшее наслаждение от их близости.

– Тебе нечего бояться меня, Фиона, – прошептал Реймонд, посмотрев ей в глаза. Он решительно распустил шнуровку на ее платье, обнажая плечи и грудь. Фиона сдавленно охнула и застыла, обмирая от страха и в то же время мечтая о новых ласках.

Де Клер медленно наклонился и взял в рот затвердевший сосок, заставив ее стонать от восторга. Фиона опомнилась лишь тогда, когда он положил руку ей на спину.

– Нет, не надо! – взмолилась она сдавленным шепотом. Ее прекрасное лицо покраснело от стыда, и это болью отозвалось в сердце де Клера.

– Доверься мне! – ласково попросил он.

– Я не верю мужчинам! – Фиона сделала слабую попытку высвободиться.

– Всем, кроме меня… – С этими словами он развязал шнурки, опустил платье до талии и осторожно прикоснулся к иссеченной шрамами спине. Она скривилась, но не пыталась его оттолкнуть.

Ее потрясло то, как благоговейно Реймонд гладил ее спину, словно она была столь же совершенна, как и остальное тело.

Вместе с состраданием в Реймонде просыпался и гнев. Он пожалел о том, что не может встретиться с тем, кто сделал это, и заставить его самого отведать кнута. Но де Клер тут же подавил в себе вспышку неуместного гнева и продолжал ласкать Фиону все так же нежно и терпеливо. Наконец он позволил себе наклониться и припасть губами к шраму, уродовавшему правое плечо. Жалобный стон зародился у нее в груди и замер на устах.

– Нет, Реймонд, не надо!

– Надо, – возразил он и поцеловал соседний шрам. Ему казалось, что отметины становятся бледнее в тот миг, когда он касается их губами. – Они уродуют не твое тело, а твою душу, Фиона, – нашептывал Реймонд. – А меня они нисколько не пугают, любимая! Они только доказывают, какой ты была стойкой и отважной, несмотря на молодость! – Он продолжал покрывать поцелуями ее плечи. – Между прочим, у меня шрамов не меньше, чем у тебя! Тебя ведь это не пугает?

– Нет. – Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. – Разве они могут пугать? Это же знаки воинской доблести и отваги! А мои – клеймо предательницы…

– Неправда! – твердо возразил де Клер, сжимая ее лицо в ладони и не позволяя ей отвернуться. – Это всего лишь следы бессильной ярости, которую недостойный человек сорвал на собственном ребенке. Ты действовала по велению сердца, Фиона, и виновата лишь в том, что умеешь любить!

Он понимал ее так, как не понимал ни один человек на свете, и это положило конец одиночеству, на которое была обречена ее душа на многие и многие годы. Наконец-то чародейка получила то, о чем мечтала! Понимание и прощение! Не в силах удержаться, она спрятала лицо у него на плече и снова дала волю слезам. Реймонд утешал ее как мог, уверяя Фиону в том, что она самая храбрая и самая прекрасная женщина в мире и что он желает только одного: чтобы она была довольна и счастлива. А он будет горд, стать тем человеком, которому она окажет эту честь и позволит сделать ее счастливой.

Она прижала пальчик к его губам, и де Клер молча посмотрел на нее, проведя пальцем по влажной щеке.