Изменить размер шрифта - +
И завершающий штрих, способный исправить первоначальное впечатление, которое могло у вас создаться о «Святой Марте»: позвольте добавить, что, если кому-нибудь из девочек и случалось проснуться в страхе и от ночного кошмара вскочить в одной из аккуратно расставленных рядами коек, это были кошмары, о которых только ирландская девочка-подкидыш может рассказать дрожащим голоском в темноте, засыпая в объятиях старшей подруги или самой Сироткиной Мамы. Так чего же боялись наши девчонки? Старух с длинными волосами, завязанными пучком. Горбунов. Летучих мышей. Настоящего ирландского кошмара без летучих мышей не бывает. Конечно, бывали и спокойные ночи, когда сон нарушали только вздохи или всхлипы да тихая колыбельная женщины из темного угла нашей спальни. Сироткиной Мамы. Она приходила к нам в ночной сорочке, скрестив на груди руки, и пела нам.

 

Я рассказываю не жизнь Дервлы О'Шэн-нон, подкидыша. Жизнь подкидыша не так уж интересна. Вот любовь – другое дело. И я расскажу вам о любви. О моей первой любви. Моей единственной любви, что бы там ни говорили другие.

Тедди. Тедди. Тедди, любовь моя.

 

Я, мам! Я, мам! Я! Я! Я!

Этот хор, этот единый порыв желания и одобрения стал ответом на объявление, сделанное Сироткиной Мамой за воскресным чаем, которого мы ждали всю неделю. Лето шло к концу, за ржавыми воротами опускался слабый туман, а на тарелках было такое количество печенья, пирожных и бутербродов, что мы едва их поднимали, чтобы передать дальше по столу. Настроение у нас было превосходное, мы смеялись и пихали друг друга, пытаясь разговаривать с набитыми ртами. Финнула Мал-лой, уже ставшая моей лучшей подругой, была настолько полна собой и теплым туманным летом, что прямо-таки из кожи вон лезла: прелестное создание поминутно откидывало назад свои светло-рыжие волосы, выпячивало грудь, играло огромными яркими глазами, стремясь привлечь внимание присутствующих, хотя ни мужчин, ни мальчиков среди нас не было. И вот Сироткина Мама встала и постучала ложечкой о чашку. Мы тут же замолчали, но при этом буквально ерзали от любопытства – ведь в подобных случаях Сироткина Мама обычно сообщала нам что-нибудь приятное. А в это воскресенье действительность даже превзошла наши ожидания.

Ну, девочки, вы даже себе представить не можете, что вас ожидает! Я не поверила глазам своим, когда по почте пришло письмо, и спросила себя, с чего это майор Минфорд вдруг написал именно мне. О, вы не поверите написанному, как не могла поверить и я, хотя изложено все вежливо и, я бы даже сказала, робко, если учесть статус майора Минфорда и его обязанности, о чем в Каррикфергусе все знают, и я уверена, вы тоже, девочки. Орденоносец, солдат и директор «Дома солдат-ветеранов». Подумать только! И чего же такой человек может хотеть от меня и, самое главное, от вас? Так вот! Он хочет знать, не желал бы кто-нибудь из моих воспитанниц – он имеет в виду, вас, девочки, – периодически навещать «Дом солдат-ветеранов», скажем, раз в две недели, чтобы разнообразить жизнь старых солдат с помощью, скажем, игр, пения, драматических постановок и тому подобного. Что вы об этом думаете, девочки?

Ответом был шквал восторженных воплей, которые не всякий раз услышишь даже на нашем игровом поле в погожий холодный день, когда мы чувствуем себя ловкими, красивыми и удачливыми.

А есть желающие посещать, как предлагает майор Минфорд, «Дом солдат-ветеранов», чтобы скрасить дни нашим национальным героям?

В ответ – лес рук, шум и крики, всплеск прятавшихся глубоко в нас эмоций, о которых я уже говорила. Мощный взрыв энергии, совершенно неожиданной в этот ленивый день на исходе лета, и ничто не могло так порадовать Сироткину Маму, несмотря на то, что малышки сами не понимали своего счастливого оживления и не подозревали, что из списка добровольцев их исключат непонятно за что, а самые взрослые девочки сдержаннее остальных выражали свое отношение к плану майора Минфорда и желание поучаствовать в грядущих развлечениях, ведь их энтузиазм сдерживался уже наступившей зрелостью.

Быстрый переход