— Серьезно, все это время? — сказал ты. — Столько лет подряд?

— Я с моим мужем, Эриком, встретилась в тот же день, что и с тобой.

— Так это его зовут Эрик?

— Да, его, — сказала я. — Ну и что? Чего ты смеешься? Не над именем «Эрик», будем надеяться?

— Дурацкое имя, ей-богу. Даже для вымышленного персонажа.

— Эрик — не вымышленный персонаж! Он мой муж. И если б ты знал его лично, как знаю я, то не спешил бы заявлять, что Эрик — дурацкое имя!

— А вот в этом Эрику не слабо потягаться со мной? — сказал ты из-под одеяла и прошелся вдоль моего живота дорожкой поцелуев, подсунув руки мне под бедра, а после выпростал их, придавив меня сверху.

— Как можно сравнивать вас по поведению в постели? — сказала я, когда мы вынырнули снова на поверхность и отдышались. — Какое здесь может быть сравнение? Эрик — мой муж. Ты — мой любовник. У каждого свои потребности и своя роль.

— Ты меня разочаровала, — сказал ты, садясь. — До чего ж ты малорадикальна!

— Нету такого слова — «малорадикальна».

— Послушай, я что хочу сказать. Вот представился тебе случай придумать для себя другую жизнь — а ты?

— То есть что значит «придумать»? Я ничего не придумываю.

— Ты могла бы стать кем угодно, буквально всем на свете! Хоть этой, как ее… суперменшей! Работать на военную разведку, выполнять спецзадания правительства…

— Как! Подозревать, что я лгу?

— Могла бы сделаться воровкой-форточницей, сбежать из дому следом за бродячим цирком, учить слонов балансировать на шаре или же, я не знаю, втереться в круг богачей и знаменитостей, помочь Ким Бейсингер разобраться с ее проблемами! Вызволить из-за решетки того мужика с телевидения и сдать его в нарколечебницу…

— Какого мужика? — сказала я.

— Не знаю, как его фамилия — который угодил в тюрьму, он еще вел программу с той тощей девицей…

— Какой девицей?

— Ну, ту программу, от которой меня воротит, — сказал ты. — Не важно. Суть в другом. Ты могла бы стать миротворицей, видным деятелем по линии ООН! Или врачом, разрабатывать вакцину против коровьего бешенства, покуда оно нас всех не выкосило к чертовой матери! Но нет. Супруг, изволите ли видеть! Трое деток. Плюс свекровь, в довершение картины.

— Это точно, — сказала я. — С Элейн — форменное наказание.

— Кто такая Элейн?

— Свекровь же, — сказала я. — То есть что она наговаривает про меня Эру — это уму непостижимо!

— Кому-кому?

— Эру. Сокращенное от «Эрика».

Ты хлопнул обеими руками по одеялу и выругался.

— Нет, еще немного, и я за себя не ручаюсь!

— Я тоже, если она не прекратит врать ему, будто я — тайная алкоголичка, сижу целыми днями и напиваюсь в одиночку. Уверена, по вечерам, когда меня там нет, она звонит и накручивает его. Наверняка наплела, будто у меня кто-то есть. Добивается, чтобы он забрал детей и ушел. Эр, кстати, разумеется, никогда ничему такому не поверит.

— Разумеется, — сказал ты. — Потому что доверяет тебе, правильно?

— Ну, не хочу зря хвастать, но мы действительно очень хорошо друг друга знаем. Да, так я в прошлый раз гляжу на графин с виски, а потом — клянусь, это была не пыль — по внешней стороне идет тоненький меловой ободок, ты понял? Отмечает уровень содержимого! И потом, берешь трубку, а в телефоне, знаешь, легкий щелчок…

— Какой бывает, когда тебя кто-то подслушивает, да? Ты про такой щелчок?

— Именно! — сказала я.