Достал из холодильника свой коронный бутер: белый хлеб по диагонали нарезанный, чтобы ломоть вышел длинным, колбаса молочная, огурчик и майонез. А что? Сытно зато. И йогурт персиковый.

4

Упал за стол.

— Паш, я тебе не советую, — Тамара Лукьянова кивнула в сторону монитора, звонко помешивая ложечкой дымящийся кофе. — Вчера опять вис.

— Да вот я сам сомневаюсь… — Паша тоскливо втянул носом крепкий аромат, никак, опять ей кто-то из пациентов элитный сорт подогнал. — Попробую, рискну. Буду каждую секунду сохраняться.

— Дело твое. Тебе налить, что ли? — она раздраженно вздохнула. — Сил нет на твою несчастную рожу смотреть.

— Дай вам Бог здоровья, Тамара Сергеевна, — улыбнулся Паша. — И жениха богатого.

— Не юродствуй, — буркнула она, но кофейком поделилась.

Паша осоловелым взглядом уставился в экран компьютера. Любой обыватель, ненароком заглянувший в ординаторскую, с уважением цокнул бы языком и одобрительно закивал: «Не обижает, мол, медицину государство, вон, красота какая. Все по последнему слову техники».

В подобном блаженном заблуждении некогда пребывал и Паша. Если быть точным, минут сорок: от распаковки до полной установки красивых черных компов. Или машин для убийства врачей, как он понял уже после первого сеанса. Потому что начинка в них стояла зверская. Программное обеспечение, выпущенное в глубокой Чувашии, и внешне, и внутренне напоминало игру в сапера из девяностых. Потому что все серое и потому, что нажмешь не ту кнопочку — вылетишь безвозвратно.

Паша нервно сглотнул, словно перед ним была не история болезни, а рулетка в казино, где все на красное. Да нет, ну был же системник. Должно получиться. Просто Лукьянова компьютером управляет не лучше, чем машиной, а машина ее с капотом в гармошку вторую неделю в сервисе.

Открыл новое окно, принялся печатать. Каждую, ну просто каждую, зараза, манипуляцию вбей по классификатору. Иначе страховики наедут. И где в этой придурочной коробке коды селезенки? Очередное обновление поставили, чтоб их всех разорвало и треснуло!

— Пал Дмитрич! — в ординаторскую заглянула Лиза. — Вас к телефону.

— А почему на пост?

— Откуда же я знаю.

— Сейчас, — он отодвинулся от стола. — Историю мою не трогать! Мне чуть-чуть осталось. Вот прямо не дышать в радиусе метра!

Вышел в коридор, облокотился на стойку.

— Я вас слушаю.

— Павлик, ну наконец-то! — обрушился на него срывающийся женский голос. — А я все звонила, звонила…

Только один человек упрямо называл его Павликом, хотя более убогой формы для его имени сложно было придумать, — тетя Надя.

— Извините, я только с операции. Вам разве не дали мой мобильный?

— Дали, но ты тоже не снимал, я подумала, вдруг где-то оставил…

Паша вытащил из кармана смартфон и глянул на экран. Семнадцать пропущенных! Ему в неделю столько не звонят.

— Что случилось? — он перешел к делу.

— Вероника… — тетя Надя всхлипнула. — Она никогда никого не слушает…

Паша терпеливо ждал, когда поток эмоций иссякнет. Тот случай, когда сочувствие и утешения не работают.

— У нее был приступ острого аппендицита. Что-то там разлилось, загноилось, я не поняла.