Никто не был страшен ему, он был готов вызвериться на любого, кто окажется на лестничной клетке, однако распахнув дверь и набрав воздуха для ответной атаки, Исаев увидел Нику и замер с открытым ртом. Но, что самое главное, Никита тоже удивленно воззрился на незнакомку и перестал вопить. Паша даже подумал, что, наверное, уже оглох, но взглянул на племянника и убедился: тот действительно закрыл рот. В распахнутых глазах стояли крупные слезы, покрасневшее личико пошло пятнами, но рев прекратился. И Паша понял, что большего блаженства не сможет испытать никогда.
— У тебя что, ребенок? — ошарашено выдохнула Ника.
От счастья Исаев забыл про нее и про то, что может прийти ей в голову. С ее-то склонностью все переиначивать и накручивать. А она и правда выглядела едва ли не испуганной, словно ей открыл дверь мужик в маске и с бензопилой. Карташова даже сделала шаг назад и теперь стояла на полусогнутых, готовая в любой момент бежать.
— Это племянник, — тихо объяснил Паша, до сих пор не веря в окружающую тишину.
Только теперь он оглядел Нику целиком: нарядная, накрашенная, с каким-то необыкновенным тортом в изящной коробочке. Это что, она к нему в гости пришла?! К нему? И накрасилась? И прямо сразу домой? Ах, да, торт. Ляпнул тогда в реанимации, чтобы не думать про ее намеки… Наверное, решила отчитаться. Конечно: отличница, аккуратистка, еще бы она не выполнила домашнее задание. И он хорош: стоит тут весь грязный, с младенцем на руках и держит ее на пороге. Даже если это всего лишь торт, она ведь спасла Пашу от глухоты и, возможно, помешательства. Может, она и с детьми ладить умеет? Женщина, как-никак.
— Ты проходи, проходи, — он отступил назад. — У меня, правда, сейчас бардак… Катька нагрянула, подкинула Никиту на несколько дней и свалила. А я первый раз с ним сижу, понятия не имею, что надо делать.
— Мой бедный, — почти пропела она таким ласковым тоном, что у Паши побежали мурашки.
— Да ладно, не так уж все и плохо, — он пожал плечами и только потом сообразил, что она обращается к Никите.
— Дядя тебя обижает? — сочувственно спросила она, и малыш по-взрослому поджал нижнюю губу. — Сейчас мы с тобой все сделаем, да? Паша, где ванная?
Вот это контраст! Чего это она с парнем сюсюкает, а ему раздает команды, как немецкой овчарке?
— Там, — буркнул он, указывая на нужную дверь.
Карташова скинула туфли, поставила торт на этажерку и спешно вымыла руки.
— Ну, иди ко мне, — мягко позвала она, вернувшись.
И снова, как ни странно, не Пашу.
Никита с удовольствием потянул к ней маленькие ладошки, и она с удовольствием прижала его к себе.
— Кто у нас такой хороший мальчик? Такой большой, такой славный! Никита? Ой, какие пальчики! Ну-ка, где у нас пальчики? — вдохновенно ворковала она, тыкаясь носом в детские ручки.
Мелкий довольно хихикал и явно кокетничал. Почему-то Паше она ручки после операции не целовала, а он, на минуточку, ее спас. Женщины!..
— Тебе надо переодеться и принять душ, — обратилась к нему Ника. — А мы тут пока посидим. Давай, пока я не передумала.
Исаева не надо было уговаривать.
Он малодушно исчез в ванной, для верности закрывшись на задвижку. Встал под воду и несколько минут просто отмокал, радуясь, что не слышит ничего, кроме умиротворяющего журчания. Дважды намылил голову шампунем, сосредоточенно отскреб каждый миллиметр тела. Еще разок почистил зубы, нашел старый кусок пемзы и как следует отшкурил пятки. Словом, сделал все, что мог, чтобы иметь достойный повод не выходить. Таким чистым он не был, пожалуй, даже в момент своего появления на свет.
Любуясь розовощеким отражением в распаренном зеркале, он не торопясь причесал мокрые волосы на идеальный пробор и только потом решился выключить воду. |