— У меня задержка. Уже две недели.
— Хочешь сказать, ты беременна?
Она только кивнула.
— Господи, как же это случилось?
— Я не знаю, Барн. Мне так стыдно… Правда! И еще я ужасно боюсь.
Его вдруг охватила страшная обида, словно его предал лучший друг.
— А что же ты не пошла к тому сукину сыну, который это сделал? — выпалил он.
Произнести слово «отец» он не смог.
Она покачала головой:
— Потому что он кретин. Ты единственный человек, кому я могу об этом сказать.
— Стало быть, я должен чувствовать себя польщенным? — Он устало вздохнул, но вдруг понял, каково сейчас на душе у Лоры, и постарался совладать с собственными чувствами. — Ладно, — медленно, с расстановкой сказал он, — могу я все же поинтересоваться, кто этот человек?
— Это… Это Сэнди Ливитт.
Тут уж Барни не сумел сдержаться.
— Почему он, черт тебя побери! Получше никого не нашла?
— Ну пожалуйста, Барни, взмолилась она, — наорать на меня и родители могут! — Из ее глаз полились слезы. — Пожалуйста, Барни, — всхлипывала она, — помоги мне!
В безмолвной темноте зимней ночи он остановился и шепотом сказал:
— Успокойся, Лора. Давай вернемся в тепло и все обговорим. Мама уже давно спит, и нас никто не услышит.
Вернувшись в дом, они принялись суммировать то немногое, что знали о подпольной медицинской практике (а они ничего о ней не знали), и попытались выработать какой-то план действий.
Барни было столь же тяжело слушать, как Лоре говорить. В его душе отчаянно боролись гнев и сочувствие.
Лора знала двух девушек из их школы, которые попадали в подобное положение. Каждая решила проблему по-своему.
Одна заплатила пятьдесят баксов какому-то подозрительному типу в задрипанной двухкомнатной квартире на шестом этаже многоквартирного дома в районе Редхук. Все вышло хуже некуда, и ей еще повезло, что осталась жива. «Лекарь», по ее словам, был настолько грязен, что у него было черно под ногтями.
Вторая девушка рассказала обо всем родителям, и те, хотя и пришли в ужас, устроили ей аборт в прекрасных клинических условиях. Но для этого ей пришлось ехать в Пуэрто-Рико во время летних каникул, когда ее отсутствие мало кто заметил.
— Барни, что же нам-то делать? — спросила Лора и тут же пристыженно поправилась: — Прости, не нам, конечно, а мне. Это моя проблема.
— Ты не права, Кастельяно. Успокойся. Мы найдем подходящее решение. Во-первых, скажи: ты абсолютно уверена, что беременна?
— Барни! Уже две недели задержка! Обычно у меня организм работает как часы.
— Ладно, тогда нам надо найти настоящего врача, и поближе, чем в Пуэрто-Рико. Лучше всего было бы спросить твоего отца — ну, сказать, что это для кого-то другого…
— Нет, Барни, он меня раскусит в момент. Я скорей умру, чем ему признаюсь.
Лора отвернулась. Все ее тело содрогалось от сдавленных рыданий. Барни встал, обошел вокруг стола и обнял ее за плечи.
— Лора, я же сказал, что обо всем позабочусь.
А сам подумал: «Хотелось бы мне знать как».
Весь воскресный день Лорина проблема не выходила у него из головы, вытеснив все остальные заботы. К вечеру ему удалось убедить себя в том, что на следующий день он непременно найдет в школе кого-нибудь, кто подскажет выход.
Утром в понедельник они ехали в школу в полном молчании. Барни поразило, что внешне все было как обычно. Девушка, сидящая сбоку от него, была той же самой Лорой, которую он знал столько лет. Только теперь в ее теле рос еще один человечек.
Они распрощались у входа, и Барни начал свои поиски. |