— Да и хозяйка нам нужна — храм держать, земли освящать, опять же зима на носу, время на подходе, — начал один из старейшин.

— О том мы ещё потолкуем, — перебил, наконец, Гоенег разгорячившихся мужчин. — А сейчас пейте, ешьте, отдыхайте с дороги. Времени у нас предостаточно. Белым днём такие дела обсуждать нужно, а не ночью, когда выпущенное из уст слово злые духи забрать могут и навредить.

Мужчины разом затихли, спорить с таким никто не осмелился, каждый понимал истинность сказанных слов. Налегли на печёных тетеревов и зайцев, запивая душисто-терпким квасом. Однако оставшийся вечер прошёл в напряжении. Марибор уже отвечал коротко и излишне не вступал в переговоры с местными, всё думал о чём-то, продолжая время от времени бросать на Зариславу сдержанные взгляды, от которых у неё играла кровь. И Зарислава ясно предчувствовала, что этой ночью она станет его.

Насытившись, мужчины ещё долго вели разговоры.

И когда за окном совсем стемнело, Гоенег сказал со своего места, хитро прищурившись:

— Ну что, люди твои тут пусть размещаются, места в избе много, а ты, князь, верно хочешь поскорее увидеть терем свой. Пойдём, отведу тебя и хозяйку будущую под кров. Верно, краса, умаялась поди? — волхв глянул на Зариславу добродушными глазами.

— Ступай, — подбодрила травницу Пригода. — Там уже всё приготовлено: и постелька и натопленные очаги. Коли нужно, в помощницы кого оставлю.

Зарислава первым делом подумала о Малютке, но передумала быстро.

— Не нужно, не сегодня.

Втроём они покинули шумную горницу, вышли из длинной, ставшей душной избы и зашагали через двор, направляясь к высокому крыльцу.

Небо было тёмно, с высоты сверкали холодные бледные искры звёзд. Зарислава обняла прихваченные зябью плечи, но замёрзнуть толком не успела. Скоро, поднявшись по длинной лестнице, оказались в густо натопленной раздольной горнице с широкими резными столбами. Помещение освещали две лучины, света их было мало, чтобы всё рассмотреть. Здесь было сухо, имелся длинный дубовый стол, так же обставленный массивными резными скамьями, как и в общей избе, только совсем ещё не обтёртый, блеющий свежей древесиной.

Волхв остановился.

— Вот он, дом, который Славер завещал тебе, — проговорил Гоенег глубоким задумчивым голосом, будто бы вспомнил тот миг, когда князь Славер так же стоял здесь, как сейчас Марибор.

Зарислава невольно глянула на княжича. Он оставался таким же спокойным, неспешно оглядывая углы и потолок.

— Ну что, пора мне, — развернулся лицом к гостям Гоенег. — Доброй ночи, — сказал он рассеянно и направился к выходу.

Марибор с Зариславой проводили его долгим взглядом, пока не стихли шаги за дверью на лестнице. И повисла такая тишь, что стало слышно шум собственной крови в ушах. Сейчас, находясь наедине с Марибором без ожидания, что кмети разорвут их уединение, Зарислава ощутила, как не на шутку разыгралось волнение.

Марибор, не замечая заминки травницы, ещё раз огляделся.

— Нравится тебе тут? — спросил вдруг он.

Зарислава выдохнула.

— Река понравилась. Широка. Я никогда не видела такой, — призналась она честно, но растерянно.

Марибор тихо усмехнулся и поглядел в левую сторону горницы, где по обычаю была женская половина: оттуда тоже сочился свет, виднелась лестница, ведущая на верхний ярус жилья. Но в правой стороне была другая дверь, ведущая в княжие чертоги. И верно, должны их дороги разойтись.

Зарислава не услышала, как Марибор приблизился со спины.