Казалось, бой длится целую вечность, хотя прошло всего несколько минут. Время остановилось, исчез весь окружающий мир, а вместе с ним растворилась в бесконечности вся недолгая жизнь Квентина. Остались только членистоногие чудовища всех форм и размеров, со всех сторон окружившие горца. Квентин чувствовал, что притягивает чудовищ как магнит, как смертоносный огонь мотыльков. Членистоногие словно возникали из воздуха, они оставили Панакса и охотников ради схватки с Квентином. Он уже был изрядно избит и поранен, когда монстры пытались прижать его к земле. Казалось, им был дан приказ не убивать горца, а схватить живым. Именно тогда Квентин понял, что главной их целью была магия.

Во время битвы магия переполняла его. С первым ударом меча Ли она возникла голубым огнем на лезвии, а теперь была уже и внутри Квентина. Она связывала его с волшебным оружием, превращая их в одно целое, наполняла металлом его кости и мышцы, жидким огнем струилась по венам, придавая отвагу и силу. Магия горела в его крови, вселяя неутолимую жажду власти. Уже после первых нескольких минут боя Квентин стремился к могуществу так, как никогда и ни к чему в жизни не стремился. Он поверил в свою непобедимость.

Не осталось ни страха, ни сомнений. Он непобедим. Он бессмертен.

Поле боя окутал густой дым, скрывающий все вокруг. Квентин слышал крики своих товарищей, но не видел их. Странник бесследно пропал, как будто провалился сквозь землю. Бесплотные голоса перекликались в темноте. Каждый сражался в одиночку, окруженный членистоногими и огненными стрелами, каждый чувствовал себя в ловушке, из которой нет выхода. Квентину было не до них. Магическая сила вела и поддерживала его. Он закрылся волшебством, как мантией, и продолжал сражаться с еще большей яростью.

Наконец Панакс прокричал ему, что пора уходить с площади. Квентин не сразу услышал дворфа, но даже тогда не смог прекратить сражение. Мало–помалу небольшой отряд стал отступать. Металлические твари всячески препятствовали отходу, при любой возможности втягивая противника в новые стычки. Подобно голодным волкам они рыскали вокруг на долговязых суставчатых ногах. Отступление шло от одного дома к другому, из прохода в новый проход. Квентин уже не мог определить направление. Руки устали и налились свинцом от долгой работы мечом, но волшебство его не покидало. Лица эльфов и Панакса потемнели от гари и усталости.

Внезапно, безо всякой видимой причины, членистоногие ринулись назад, огненные лучи исчезли, и горец с тремя товарищами остались одни в тишине, среди клубов дыма. Не опуская оружия, они отступали сквозь дым, оглядываясь в ожидании новых атак, стараясь увеличить расстояние, отделявшее их от преследователей. Но разрушенный город казался огромным кладбищем, лишенным каких–либо признаков жизни. Квентин и трое его спутников продолжали идти, не вполне сознавая, где находятся и куда держат путь. Один или два раза они заметили какое–то движение во мгле, но такое быстрое, что ничего не удалось толком рассмотреть. Ночь уже уступала место рассвету, и солнечные лучи прокрадывались сквозь дым, закрывающий город. Друзья искали следы своих соратников, любые отметины, которые помогли бы отыскать их. Но все выглядело так, как будто ничего не произошло.

Сейчас, пройдя уже большую половину разрушенного города, Квентин почувствовал неистовое желание снова встретить противника и вступить в бой.