И Оззи почти пожалел его. Но он не мог его больше жалеть. Старик Пиндер был предателем, и должен был умереть.
Он убил его быстро, действуя без задержки. Он это сделал так же, как и со старым мошенником, который не был его Па. Он один раз ударил его камнем по голове, чтобы навсегда покончить с его жалкой, пьяной жизнью. Его поразило то, как грустно ему было прощаться со стариком Пиндером. Оззи не думал, что старик не умрет от первого удара. Правая часть головы была уже разрушена ударом камня.
Когда он поднял камень снова, то старик открыл свои ужасные налитые кровью глаза. В них были слезы, которые полились по его щекам, и он смотрел прямо Оззи в глаза.
- Ты заставил меня это сделать, старик, - пробормотал Оззи, глядя на него.
Он ударил его снова, но, на сей раз, удар был не такой сильный, ему стало жаль бедного старика.
«Теперь незнакомец. Он – у себя в комнате. Постучи в дверь. И когда он ее откроет, то сделай это».
Но он не хотел убивать незнакомца. Он мог быть его отцом, его настоящим Па. Возможно, незнакомец на самом деле хотел ему помочь.
«Убей его».
Он не ответил голосу.
«Чего ты ждешь? Этой ночью ты можешь избавиться от них всех».
Он остановился на выходе из переулка. На улице не было никого, во всех окнах было темно. В окнах «Гленвуда» также не было света.
«Ладно, тогда убей монахиню».
Он отступил обратно в переулок и остановился. Ему было нужно время, чтобы подумать, чтобы опередить голос хотя бы на шаг.
«Монахиня выдаст тебя. Полицейским. Ты не можешь доверять монахине».
Вообще-то он устал от голоса и от его поучений.
«Ну, действуй. Иди в монастырь. Сейчас».
«Да, конечно, я убью монахиню».
«Ну, вот, и хорошо».
Дрожа от холода и уже исчезая, я предвкушал ужас кошмара необходимости уходить от мыслей о Розане. Часто, когда исчезновение снова одолевало меня, что произошло и на этот раз в несчастном гостиничном номере в Ремзи, мои мысли обращались к ней, и ко мне снова возвращалась моя застарелая мука.
Прошли годы. С тех пор я больше ее не видел и больше не ожидал от нее никаких известий. Она исчезла из моей жизни так же, как я исчез из жизни других. Исчезновение сделало меня не только невидимым, но и заставило меня почти не общаться с людьми, даже с членами моей семьи – еще один вид исчезновения.
Но не каждый ли тогда, приходит к какому-нибудь исчезновению? Любовь проходит, память стирается, страсть блекнет. «Почему Вы до сих пор не женились, дядя Пол?» Спрашивают мои племянницы, дразня меня (они еще романтичней своих братьев). Я как всегда пожимаю плечами и отшучиваюсь: «Я решил сберечь одну из девушек для кого-нибудь из ваших братьев». Годами я обманывал себя верой в то, что я был предан этому прекрасному призраку - Розане, но где-то в глубине сердца я понимал, что исчезновение заставляет меня уединяться и сторониться общения с людьми. Или же само исчезновение стало для меня поводом и оправданием, чтобы, спрятавшись от людей, освободиться и посвятить себя перу? Лежа на гостиничной кровати, я пытался опередить свои мысли, вину, осознать, что жизнь не дает ответов на мои вопросы, а лишь подвергает их сомнению.
Негромкий шум, будто исходящий от какого-нибудь мелкого животного, скребущегося во мраке, достиг моих ушей. Я снова сел на кровать. И в этот же момент пауза и одышка обозначили, что исчезновение оставляет меня. Боль ошпарила мои кости и плоть, холод испарился.
Ненавязчивый шум повторился, и мне теперь стало ясно, что кто-то царапает обивку двери. |