|
Тут нет его вины. Я размышляла над этим и в конечном счете поняла, что сама его спровоцировала. Правда, мне было всего пятнадцать лет. Впрочем, он не пошел до конца. Я тогда этого не знала. Я поняла это гораздо позднее. С мужчинами мне не везло. Именно с мужчинами, потому что я никогда не водилась со своими одногодками. Может, я была и не права? Они меня не интересовали. Какое это теперь имеет значение! Видишь ли, мое великое открытие заключается в том, что я ни разу ничего ни для кого не сделала. Я винила в этом другую сторону. Потом мало-помалу я начала задавать себе вопросы. Даже когда мне случалось проявлять щедрость, это было так, как будто я смотрелась в зеркало, чтобы видеть, как я делаю красивый жест. Почему же мне не удается закончить письмо? Мне кажется, что не хватает чего-то главного, я не сказала тебе того, что действительно имеет значение. Когда я начала, мне казалось, что это будет просто, что от меня требуется лишь одно: дать волю своему перу, не утруждая себя при этом особыми раздумьями. Поймешь ли ты? Мне бы хотелось, чтобы понял. Хотя я этого и не узнаю. Уничтожь письмо. Не показывай его ни папе, ни маме. В конце концов, оба они сделали то, что могли. В последующие часы, Боб, я буду много думать о тебе, о твоем спокойствии, о твоей доброй и светлой улыбке. Ты - уравновешенный парень, который знает, чего он хочет, и добьется этого. Ты женишься. У тебя будут дети. Вот только хочу надеяться, что ты не останешься в "Двух липах". Мне думается, что сменявшие там друг друга жизни оставили после себя давящую атмосферу. Ну да ладно! Я снова отвлекаюсь. Пора кончать. Крепко-крепко целую тебя в обе твои чуть колючие щеки, старина Боб. Очень скоро ты снова будешь улыбаться, и даже больше того, ты будешь закатываться своим звонким смехом. Твоя глупая сестра Одиль". Он долгое время сидел с листками в руках, не двигаясь. Услышав шаги на лестнице, он сунул их в карман. - Боб, обед подан. Она не говорила "мсье", так же как, обращаясь к его сестре, не говорила "мадемуазель". По сути дела, это она их вырастила, и у них тоже с совсем раннего возраста вошло в привычку обращаться к Матильде на "ты". - Отец спустился? - Сейчас же половина первого. - А мать? - За столом. Он подошел к ним и, склонившись своим длинным и тощим телом, поцеловал их обоих в лоб. У него было одно из тех как бы развинченных туловищ, которые производят впечатление акробатической гибкости. - А что, твоя сестра не спускается? - Ее нет в комнате. - Она сказала, куда пошла? Его мать, с очень темными волосами, была в домашнем халате из голубого шелка. Она докуривала сигарету, прежде чем приняться за закуски. Она курила с раннего утра до позднего вечера, и к концу дня у нее из-за этого дрожали пальцы. У отца волосы были седыми, почти белыми, что подчеркивало молодость его лица. - Она мне ничего не сказала, но оставила записку. У Марты Пуэнте были почти черные глаза, острый взгляд. - Ты не хочешь показать ее нам? - Кажется, я ее разорвал. Там просто сообщалось, что она уезжает в Париж и предпочитает не оставлять своего адреса. |
