Изменить размер шрифта - +
Счастлив до безумия. В глазах у него стояли слезы, он все пытался объяснить, что случилось, что нужно Кимберли, что нужно Шелли, пока врачи не отодвинули его и Митчелла в сторону и не принялись за дело. У них было в десять раз больше сноровки и в десять раз больше медикаментов, а Мак и Митчелл просто стояли рядом, потрясенные, и твердили друг другу, что все будет хорошо.

Носилки с Кимберли задвинули в машину, а за Шелли прибыл вертолет. Мак и Митчелл помогли погрузить шерифа. Потом вертолет улетел, Кимберли увезли — а им осталось лишь надеяться на лучшее.

Прошло всего двадцать минут, но это были самые долгие двадцать минут в жизни Мака. И он даже не смог поехать с Кимберли. Он не был ее мужем — всего лишь любящим ее мужчиной.

Он стоял перед побитым фургоном и думал о кольце. Хотелось бы ему, чтобы Кимберли сегодня его надела — хотя бы на цепочке вокруг шеи. Если не для себя, то для Мака — он бы увидел и понял, что Кимберли согласна, что она признаётся ему в любви. Что они были счастливы — до того, как все это случилось.

Наконец он залез в машину. Митчелл сел позади. Поскольку выбора не оставалось, Мак занял место водителя и включил зажигание.

И тут Митчелл сказал:

— Черт возьми! Посмотри-ка!

 

Глава 45

 

Среда, 13.22

Рэйни набрала номер мобильника Куинси, прижала трубку к уху и затаила дыхание, услышав гудки. В животе у нее что-то задрожало — словно она была школьницей, которая собиралась пригласить парня на свидание и не знала, что он ответит.

— Куинси слушает, — ответил он, и Рэйни пришла в такое волнение, что не смогла произнести ни слова.

— Кто это? — резко спросил он.

Она начала плакать.

— Рэйни! О Господи, Рэйни! — Раздался скрежет, потом ругательство. Он, видимо, вел машину и теперь резко остановился на обочине.

— Не вешай трубку! — крикнул Куинси. — Не вешай трубку, скажи, где ты! Я еду к тебе, я еду! — В его голосе звучало точно такое же отчаяние, которое испытывала она сама на протяжении нескольких последних дней.

Рэйни заплакала еще громче — тяжелые, хриплые всхлипы отзывались в груди, головная боль усилилась. Ей казалось, что ее тело вот-вот разорвется на части, эти слезы стали последней соломинкой. Но она не могла остановиться. Она качалась взад-вперед, прижимая трубку к губам, и наконец выдохнула те единственные слова, которые имели какое-то значение:

— Я… люблю… тебя…

— Я тоже тебя люблю. Прости меня, Рэйни. Прости… за все. — А потом еще более настойчиво: — Где ты, Рэйни?

— Не знаю.

— Рэйни…

— Не знаю! В доме. С подвалом. Дом заливает, мы замерзли, Дуги плохо, и мне тоже плохо, мне нужно лекарство. Голова страшно болит — я знаю, надо было тебе сказать…

— Да, паксил. Мы все выяснили. Мы привезем его с собой. Помоги нам, Рэйни. Помоги найти тебя.

— Темно… — прошептала она. — Здесь темно… Окна, стены… Он все закрасил черной краской.

— Сколько вы туда ехали? Ты помнишь?

— Не знаю. Наверное, он вколол мне наркотик. Дорога была плохая. Но я чувствовала запах океана. Может быть, это где-нибудь на берегу?

— Ты знаешь, кто это, Рэйни?

— Я видела только яркий свет.

— Он ослепил тебя?

— Да. А теперь мы в темноте.

— Ты знаешь, где он сейчас? — твердо спросил Куинси.

— Понятия не имею.

— Хорошо. Оставайся на связи, Рэйни. Не смей класть трубку. Я отслежу звонок.

И тут Рэйни услышала шум. Скрежет ключа в замке.

Быстрый переход