— В самом деле? — Глаза герцога потемнели от прилива чувств. — Вы хотя бы представляете себе, как сильно я нуждаюсь в вас, как страшно мне думать о возможности потерять вас, упустить…

Он отвернулся в сторону и добавил.

— Если бы вы были более мудрой, вы бы приняли Торкуила, а меня оставили с моими призраками.

— Если вы думаете, что граф предложил мне выйти за него замуж, то ошибаетесь. Ничего подобного не произошло.

— Уверен, что скоро произойдет, — решительным тоном ответил герцог. — Я ведь вижу, как он смотрит на вас, как блестят его глаза, когда мы разговариваем о вас наедине, каким становится его голос. Раньше я никогда не замечал в нем таких перемен. Он влюблен в вас.

Герцог выдержал паузу.

— Вот почему, увидев вчера вас в коридоре в столь поздний час, я подумал, что вы были у него. Я вел себя непростительно грубо. И как вы заговорили со мной после этого?

Он повернулся к ней, и их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга.

— Видит Бог, я страшно боюсь потерять вас! — воскликнул, нарушая молчание, герцог. О, моя милая, я чувствую себя, как заключенный, впервые после долгих мучительных лет, проведенных в темнице, увидевший луч света!

Не вполне сознавая, что она делает, Фиона приблизилась к герцогу. Его сильные руки заключили ее в крепкие, пьянящие объятия. Они вдруг позабыли об осторожности и опасностях, подстерегавших их на каждом шагу.

Герцог наклонил голову, и их губы слились в поцелуе.

Фиона с удивлением обнаружила, что вчерашние восторг и блаженство, которые подарил ей его поцелуй, были лишь бледным подобием того, что возникло в ней сейчас, — после того, как оба они признались друг другу в чувствах.

Ей почудилось, что он приблизился к самому ее сердцу, к замеревшей в груди душе, что сделал и сердце ее, и душу наполовину своими. Ей слышалась божественная музыка. Она лилась откуда-то из него, а еще сверху. Казалось, сам Бог благословляет их в эти минуты.

Солнце, проникающее сквозь окно, светило прямо на них, озаряя их радостным, приветливым сиянием. И теперь здесь было уже не два отдельных человека, а один, — некое божественное создание, рожденное любовью.

«Я люблю тебя!» — рвалось из ее груди, но произнести эти слова Фиона не могла, потому что его губы не позволяли ей этого сделать.

И она упивалась сладостными мгновениями, понимая, что любовь превращается для них обоих в нечто необходимое для продолжения жизни, гак воздух, как вода, как пища.

«Я никогда н» уйду от него», — думала Фиона и ощущала, что ее мысли эхом отзываются в его сердце.

Почувствовав, что она задыхается от мощной лавины счастья и блаженства, Фиона отпрянула от герцога, перевела дыхание и уткнулась лицом в его плечо.

У нее все трепетало внутри, она дрожала, охваченная лавиной эмоций.

Герцог нежно поцеловал ее в затылок.

— Я люблю тебя, — сказал он томным, порывистым голосом. — Я люблю тебя, моя милая, и для меня ничего больше не существует в мире. Только ты.

— Мне кажется… просто невероятным… то, что я… испытываю… — сбивчиво пробормотала Фиона.

Он крепче обнял ее, ближе прижал к себе. В этот момент часы на камине пробили час.

Фиона встрепенулась.

— Мэри-Роуз! — воскликнула она. — Я совсем про нее забыла. Я должна идти. Ей пора вставать.

— Мы оба про все позабыли, милая моя, — тихо сказал герцог. — Я постараюсь устраивать для нас встречи наедине, но знай, что это будет нелегко. Слуги не должны знать о наших чувствах друг к другу.

Фиона улыбнулась.