Что было! Гордей орал, аж лес трясся. А Люба с Юлей и говорят: «А давайте, к Мунтянам поедем, пирогов поедим». Вот наглые девчонки! Я всегда пирожки приносила, вчера первый раз не принесла, у нас концерт отчётный был, поздно кончился, а поход в субботу. Был бы в воскресенье, я бы напекла. И главное, все молчали, а эти малолетки рот открыли. Я им не спустила, сказала, вам здесь не буфет. И Гордеев сказал. И они прямо с привала уехали, все четверо. Такой демарш. Ну и – скатертью дорожка. Их в группе прозвали «соболиная охота». Шкуры они соболиные, больше никто.

Из воспоминаний Лося

Тринадцатого пили-отмечали, Надя набралась под шумок вискаря и зависла, а остальные ничего. Говорят, что тринадцатое несчастливое число. Для гордеевской группы оно было последним счастливым днём в январе, поскольку уже в следующую субботу, девятнадцатого января, «соболиная охота» отколола номер, все вчетвером.

Глазами автора

И всё бы ничего, всё бы обошлось, но Юля с Любой, обидевшись за своих, возжаждали сатисфакции. Иными словами, удовлетворения за оскорбление чести. И сделали три ошибки. Первая заключалась в том, что девчонки плохо знали Гордеева, и поэтому решили, что по их просьбе он изменит маршрут. Вторая ошибка заключалась в предложении поехать к Мунтянам на заимку (как прозвали в группе «лагерную» избушку). Третья – в том, что они всё-таки поехали туда, не спросясь Гордея, который бы им запретил, не отпустил, и они остались бы живы – все четверо.

Глазами очевидцев

– У нас походная группа, а не гостевая.

– А совесть есть? Мы их два раза обожрали, слопали всё что смогли. Налетели как тля на посевы, девять человек.

– Восемь. Восемь человек и один руководитель.

– У нас своя кухня не хуже, и пироги свои.

– А у них вкуснее! У них с мясом! – протестовали Юля с Любой.

Сакраментальное «Вас что, дома не кормят?» всё же прозвучало, и девчонки обиделись.

– Кормят. И в институте кормят, в столовой и в буфете.

– Вот и езжайте в буфет, кто мешает-то? – предложила Надя, обидевшись за выпечку, которая отнимала время и силы, а им, оказывается, не нравилась. Начинка не та. У Мунтянов вкуснее.

– Так, всё, хватит с нас. Мы уходим, – заявили Витя с Олегом, в свою очередь обидевшись за девчонок. Молча надевали рюкзаки, вытаскивали из снега воткнутые вертикально лыжи.

Девчонки жалобно смотрели – то на ребят, но на группу. Надя невозмутимо спросила:

– Суп на сколько человек варить, на пятерых? Я не поняла, вы остаётесь или уходите? Или собираетесь, но остаётесь.

Васька-гитлер расплылся в улыбке: ему понравилась Надина формулировка. Ему вообще всё в ней нравилось. Так ловко перевела рельсы. Ребята поторопились, а сейчас как раз можно дать задний ход.

Витя с Олегом поняли намёк, как по команде перестали собираться. Но Гордеев демарша не простил.

– Хотят, пусть едут. Насильно никого не держу. И алкоголя в группе не будет, иначе сопьёмся. Двадцать пятого Татьянин день, потом февраль: десятого – Кудесы, день домового; четырнадцатого – день Святого Валентина; пятнадцатого – Сретение; двадцать третьего День защитника Отечества, двадцать четвёртого Велесов день, потом сразу масленица, потом сразу пасха, а через неделю Красная горка…

– Не сразу. Пасха в апреле. А Красная горка вообще пятого мая, – сказала Надя. – Все поняли? В следующий поход всем принести «Алка-Зельтцер».

– Да ты чего, Надёк? Шипучку пьёшь? И часто? – удивился Лось.