Короче, чтобы её не трогали.
После гордеевского строгого предупреждения (то есть, после устроенной группе выволочки) к Голубевой перестали «цепляться», в ответ Лера перестала фыркать и огрызаться (поубавила прыть, сказала бы Сидоровна) и, к удивлению Гордеева, стала вполне приемлемой и контактной.
Никто не знал, чего ей стоило справляться с ненавистью к миру, который – жил, любил, воспитывал детей, отдыхал в дешёвой Турции и в дорогой Доминикане. Лера пыталась жить так же, но у неё не получалось, мужчины приходили и уходили, без обещаний и обязательств. А ей хотелось – с обязательствами, хотелось надёжной спины, крепкого плеча и как там ещё… Надеяться, однако, можно было только на себя, а ребёнка родить она не могла: попрут из MaximumShow.
О MaximumShow («Заказать шоу-балет на корпоратив, на свадьбу, на праздник. Звоните! Профессиональные танцоры. Эксклюзивные номера. Интерактив в подарок») Лера отзывалась так же, как о карьере модели – докатилась. Знаем мы ваш интерактив…
Детски-восторженное восприятие мира уживалось в ней с неприязнью и злобным отчаянием, и жизнь была невыносима. И как следствие, невыносимой была сама Лера.
Она не понимала, почему от неё уходили мужчины: она ничего у них не просила, за квартиру платила сама, аккуратно складывая квитанции – чтобы возлюбленный не предъявил права на жилплощадь, как это сделали с её подругой. Еду и одежду покупала на деньги возлюбленного, но ведь – его же и кормила, и одевалась для него. А драгоценности (Лера говорила – побрякушки) он покупал ей сам, без напряга. И шубу лисью купил, стоило Лере показать пальчиком и капризно протянуть: «Ви-и-ить. Вот такую хочу!»
Или восторженно: «Саа-аш, посмотри. Тебе нравится? Мне – очень!»
Или возмущённо: «Мииш! Ну ты что, не видишь, что ли?»
Ответы были предельно точными и стандартно-правильными: «Сейчас, сейчас…»
Никто с ней не жил больше года, шуб скопилось четыре, енотовую поела моль, а норковую есть почему-то не стала. Потому что дура. Шуба отличная, целиковая, из пластин. Лера гладила мягкий мех, перебирала в пальцах. На лыжах не наденешь, а жаль.
Предложение Ивана научить её кататься, сделанное полушутя-полусерьёзно, было скорее серьёзным: телефон Ивана Лера забила в «контакты» и позвонила в первый же свободный день. Иван встретил её у платформы, и они поехали «учиться». Лера освоила попеременный скользящий ход и попеременный двухшажный. Иван её гонял в хвост и в гриву, игнорировал Лерины охи и вздохи, не делал замечаний, зато давал дельные советы. Он даже в овраг её завёл, чтобы Лера научилась правильно спускаться и подниматься. В гости не приглашал, довёл до станции и посадил в электричку.
В следующий раз он протащил её по глубокому снегу, по целику, и заставил тропить лыжню, игнорируя протесты и заявления типа «ты совсем уже». Лера выдохлась, шла из упрямства, пока не упала. Иван похвалил её за падение. Оказывается, она упала правильно, на бок, а неправильно она уже умеет, пошутил Иван, и Лера не обиделась, у неё уже сил не было обижаться.
Она научилась тропить, перешагивать канавы и деревья (боком Лера умела, Иван научил по-другому: если поставить лыжу грузовой площадкой на дерево, она не сломается).
– Это как?
– Это ботинком.
– Ты как наш Виталик, всё знаешь.
– А я книжку прочитал, техника ходьбы на лыжах. А Виталик ваш откуда такой умник выискался?
– А он спасателем работал, на Кавказе. На Чегете. Ему не верит никто, потому что врёт много. А я верю. Он мне про лыжи столько всего рассказал!
– Он рассказал, а я показал, теперь всех обгонишь в группе. И уставать не будешь. Не пыхти, мы пришли уже.
Лера отстегнула крепления. |