— Я же вам объяснил, — высунулся швейцар, — у нас спецо-о-о-о-о…

Резким пинком Серега распахнул дверь настежь, схватил швейцара за бороду и рванул на себя, одновременно отступая в сторону. Мимо меня промелькнули короткие ноги в лаптях, и швейцар, нелепо взмахнув руками, обнял деревянного идола.

— …о-о-обслуживание, — закончил он, сползая на землю.

Голова идола не выдержала и треснула, отвешивая поклон незваным гостям. В «Черной луне» погас и тут же снова вспыхнул свет.

— За мной! — выдохнул Серега. — Багры смотри. Чтоб ни одно плевако за багры не схватилось.

«Черная луна» встретила нас огромным изображением древнего идола. Он злобно щерился с темной стены, пожирая безумными зелеными глазами входящих. Вдоль грубо сколоченных столов сновали молоденькие официантки, расставляя глиняные миски с едой. При виде девушек я не сдержал нервного смешка: их наряды были нелепой смесью разных эпох и стилей — лапти, сарафаны, кокошники, какие-то длинные ленты, вплетенные в волосы…

В другой стороне зала возле увитого искусственным плющом бара сидела наша рыжая знакомая и о чем-то беседовала с лохматым непричесанным барменом.

А в самом центре — там, где обычно устраивают танцы — прямо на каменном полу красовалась свежая, недавно нарисованная пентаграмма.

При нашем появлении официантки застыли с открытыми ртами, бармен мгновенно испарился, а рыжая отставила бокал и неожиданно оскалила длинные клыки. Она не была человеком! Зверем, оборотнем, демоном… кем угодно, только не человеком.

Еще раз мигнул свет, Серега устремился к бару, ему наперерез выкатился краснощекий тучный парень с гуслями в руках.

— Сюда нельзя! — тонким детским голоском пропищал он.

Не сбавляя шага, Серега отшвырнул гусляра в сторону, прямо на кадку с карликовой березой, увешанной разноцветными тряпичными лоскутами. Кадка опрокинулась, береза хрустнула и сломалась.

— Священное дерево! — возмущенно пискнул гусляр.

Я подхватил упавшие гусли и стал смещаться к стене с нарисованным богом. Мало ли что. В драке я Трехтоннику не помощник, а вот от всяких типов с баграми охранять…

Из подсобки за баром вынырнуло двое качков в одинаковых холщовых рубахах, перепоясанных темными лентами. Первого Серега встретил мощным хуком, и качок, завалившись на бок, грохнулся прямо в центр пентаграммы. Из разбитого носа хлынула кровь и неожиданно зашипела на полу, словно на раскаленной сковороде. Свет часто-часто замигал, по залу пронесся тяжелый нечеловеческий вздох, официантки испуганно завизжали и бросились к выходу.

— Вытащите меня, — глухо захрипел упавший качок, отчаянно пытаясь отползти от пентаграммы. Но было поздно. Его ноги окутались зеленоватой дымкой, а тело начало таять, оплывать, растекаясь по полу.

Рыжая, все более теряя человеческий облик, сползла со стула и билась в конвульсиях, покрываясь звериной шерстью. Серега схватился со вторым качком, и тут из-за драпировки на стене выскочил худенький плюгавый мужичонка с деревянной клюкой.

— Что вы наделали?! — неожиданным для его комплекции густым басом взревел он. — В полночь! В полночь обряд!

Он высоко поднял… нет, воздел над головой сою кривую палку и выпалил:

— Именем Старьбога!

И тут же я обрушил гусли на его голову. Гусли разлетелись на куски, мужичонка рухнул мне под ноги, а я, подхватив его клюку, направился к Сереге. Он уже отправил качка в глубокий нокаут и теперь крепко держал за загривок нечто, еще недавно бывшее рыжеволосой молодой женщиной.

— Посох! Посох отдайте! — раздался выкрик за спиной.