– Ого! Какая прелесть! – Капитан, которого совсем развезло, оперся о дверной косяк. – Пушкин, да ты по морде, по морде ему дай, а не целуйся!

Боец оторвался от посиневших губ Беленького, в которые тщетно пытался вдуть воздух, и устало поднялся.

– Бесполезно. Он чем-то накачал себя, а мы даже не знаем, чем. Тут же… – Он обвел рукой столы, по которым были разбросаны разнообразные коробочки. – Тут чего только нет!

– И что мы Новосибу скажем? – мрачно спросил тот автоматчик, что прозевал самоубийство Беленького. – У нас только двое осталось, из тех, кого он привозил… Ну, и еще майор.

– Майор нам ничем, боюсь, не поможет… – Капитан хихикнул и покачал головой. – Боюсь, нам вообще никто уже не поможет. А Новосибу скажите, что выхода нет и все бесполезно. Только лучше через закрытую дверь. А то я за него не ручаюсь.

Капитан, пошатнувшись, вышел.

– Вот сам ему и скажи… – тихо проворчал Пушкин. – Ты здесь комендант, ты за все и отвечаешь. А мы скажем, что ты последнее время напиваешься каждый вечер, все по Рае своей тоскуешь. А на дело тебе давно наплевать!

– Смотрите, записка! – Надя шагнула к столу и взяла испещренный мелким почерком листок. – Только я ничего разобрать не могу…

– Когда я пришел, он уже был под сильным воздействием чего-то, – сказал Белоглазов. – Мы поговорили, и он все повторял, что есть у него одна идея, на которую он не может решиться. Я сказал ему, что терять нечего, надо рисковать. Тогда он составил список и попросил меня сходить на склад, потому что ассистенты якобы все путают. Думаю, он сам не очень понимал, что писал.

Девушка попыталась хоть что-то разобрать. «Я принял это решение»… «Нет ни малейшего смысла»… Сама не зная, зачем, Надя принялась рвать листок на мелкие кусочки. Кому нужны предсмертные сопли наркомана-самоубийцы? Ее охватывала паника, хотелось куда-то бежать, спасаться. Там, в группе, они вместе занимались общим делом и верили, что спасение может прийти отсюда, с этой секретной базы. Теперь последняя надежда, бережно лелеемая в самой глубине души, рухнула. Она боялась посмотреть на тело доктора Беленького, чтобы не позавидовать ему.

– Слышал я, есть в Москве пророк, Новый Иеремия, – сказал вдруг Белоглазов. – Проповедует вроде бы, что люди должны стать как звери и так очиститься пред Господом. Думаю, все наоборот: мы просто не должны стать зверями, дорогие мои, а остальное уже не в нашей воле. Я поговорю с Новосибом.

– Нет уж, пусть комендант говорит! – мстительно сказала Надя.

Вдали, возле клеток, грохнул одинокий выстрел. Все переглянулись, но никто не сдвинулся с места.

– Наверное, все же я поговорю с Новосибом, – повторил майор. – Только нужно выспаться и все обдумать.

И вот теперь, около пяти часов утра, он стоял возле решетки, прижавшись лбом к холодным прутьям, и думал. Думал, как попытаться спасти то, что еще осталось. Думал, как отличить то, что еще можно спасти, от навсегда гибнущего. Пора было решиться на что-то самому, а уж потом искать помощи у обладавших силой.

Дезертиры

– Как следует пропитали ткань? Мне не нужно, чтобы из-за какого-нибудь идиота грузовик с людьми в факел превратился, как тогда на Тверской!

– Все путем, командир, я сам следил за процессом, – ответил долговязый мужчина в куртке с шевроном Вооруженных сил России. – Тут проблем не будет.