— Ты прекрасно приспособишься к тому обществу, и которое ты вступаешь, — довольно грубо заметил маркиз.

— Именно об этом я и хотела поговорить с тобой, — напомнила Друзилла.

— У тебя есть какие-нибудь предложения? — поинтересовался маркиз. — Тебе придется очень постараться, чтобы мы не выглядели как клоуны с Барнумской ярмарки.

— Единственное, чего нам надо постараться избежать, — запротестовала Друзилла, — чтобы мы не стали посмешищем.

— Вот ты и постарайся предотвратить это, — уныло проговорил маркиз.

— Я горю желанием так и сделать, — заверила его Друзилла. — Выслушай меня.

— Я готов, — сказал маркиз, усаживаясь в углу экипажа и вытягивая ноги.

Хотя Друзилла и не замечала этого, он прилагал, нечеловеческие усилия, чтобы не выпустить наружу свою ярость и не начать колотить кулаками в стену, на что его толкало отчаяние, охватившее его из-за крушения всех планов.

Друзилла посмотрела на него. Да, действительно, даже в гневе он был очень красив — стройная фигура, утонченные, почти классические черты лица, совершенная линия лба, обрамленного густыми волосами, делали его неотразимым, и никакая женщина — Друзилла ни на минуту не усомнилась в этом — не смогла бы устоять против его очарования. Кроме того, во всем его облике было нечто необузданное, своего рода бесшабашность, эдакое удальство, с сотворения мира всегда привлекавшее женщин.

— Итак, — прервал он молчание, — ты хочешь предложить, чтобы мы отправились в Китай или чтобы с гордым безразличием отдали себя на растерзание шушукающейся и хихикающей толпе, поджидающей нас в Лондоне?

— Я много об этом думала, — ответила Друзилла, — и я считаю, что мы достаточно умны, чтобы избежать всего того, чего ты так боишься.

— Боюсь? — Вопрос маркиза прозвучал очень резко, и стало ясно, что Друзилла недалека от истины.

— Конечно, боишься, — продолжала она, — боишься оказаться в глупом положении, боишься, что все узнают, как тебя загнали в угол: ты сдался не потому, что тебе угрожали пистолетом, — просто женщина умоляла спасти ее репутацию.

Маркиз промолчал, и внезапно Друзилла воскликнула:

— Как можно было так опростоволоситься? Как же ты мог так попасться?

— Все казалось безопасным, — начал рассказывать маркиз, как будто разговаривал со своим приятелем, а не с дамой. — Когда Челеста сказала, что ночью герцога не будет дома, мне показалось, что это Богом ниспосланный удобный случай. В Лондоне нам было очень трудно встречаться, герцог всегда был где-то рядом. И когда он сообщил, что едет в Оксфорд, мне и в голову не пришло, что он может так скоро вернуться.

— Надеюсь, у тебя не возникает сомнений, — поинтересовалась Друзилла, — что весь замок знал, с кем в настоящее время флиртует ее светлость?

— Так все было известно еще до вечеринки? — изумился маркиз.

— Конечно, — ответила Друзилла. — Еще до твоего приезда они начали обсуждать ваши отношения, и уверена, что камердинер сообщал герцогу о каждой твоей встрече с ее светлостью в Лондоне.

— Но откуда он мог знать? — спросил маркиз.

— А он дружит с камеристкой ее светлости, он, что называется, ухаживает за ней.

— Бог мой! Опять эти слуги! — воскликнул маркиз. — Но ты-то почему обсуждала с ними все эти сплетни, Друзилла?

— С кем еще, по-твоему, я могла поговорить? — резко спросила она. — Болтовня шестилетней девочки не располагает к общению и интересному разговору.

— Так вот как он все узнал, — проговорил маркиз, по всей видимости, даже не слушая, как Друзилла пытается защититься от нападок.