– Я почувствовал взгляды этих девок, – процедил сквозь зубы отец. – Еще на выходе из распадка, но они слетели с жердочки, вероятно, их спугнул этот поток. О чем задумалась-то?

– Все это не просто так, – покосилась на йеранца Гледа. – Чтобы мы делали если бы не… Ты ведь понимаешь? Кто-то ведь словно подбирал нам отряд, не иначе!

– Именно это я и хотел сказать, – кивнул Торн. – Только думать об этом будем позже. А теперь все вместе медленно, не выделяясь, сдаем к тракту и идем к Фриге, постепенно переходя к лесу.

– Точно так, – смахнул с лица пот Скур. – Только одно не забудьте, не смотрите никому в глаза. Особенно если увидите поводыря.

– Поводыря? – не понял Торн.

– Пастуха, поводыря, погонщика, – сплюнул Скур. – Называй, как хочешь. Ты что, еще не понял? Их кто-то гонит. К Фриге, к Опакуму, к Хайборгу, не знаю. Но они все под мороком. Под страшным мороком, который с каждым шагом становится их сутью. И еще, не болтать! И меня это тоже касается, демон меня раздери. Не обделаться бы. Близко поводырь уже, близко!

Веревка, что окружала десяток пеших воинов, была тонка и не только вымазана в крови, но и покрыта пылью, так что не бросалась в глаза. Но люди, которые окружали спутников Торна, вряд ли были способны разглядеть хоть что-то. Гледе даже показалось, что у многих из этих геллов, вандилов, фризов, берканцев были закрыты глаза. Сначала отряд Торна влился в ряды зачарованных ополченцев, которые шли вдоль тракта, потом постепенно переместился на тракт, и Гледа, кося взглядом вправо и влево, с ужасом отметила, что среди шедших на восток есть не только воины, не только мужчины, но и женщины, и старики, и даже дети, словно невидимая рука прочесала все окрестные чащи и поселения частым гребнем. Кто-то из околдованных был вооружен копьем или мечом, кто-то вилами или лопатой, а кто-то и вовсе нес на плече вывороченный из изгороди кол. Но все они казались безумцами, отправленными навстречу собственной смерти. А потом веревка в руках Гледы стала горячей. Она повернула голову и увидел всадника, который двигался посередине толпы. Узнала всадника, потому что на огромной лошади сидел не кто иной, как тот самый жнец, что накрыл проклятьем Альбиус, говорил с Торном и убил ее мать. Солнечные лучи гасли на его серой коже, косы сальными черными змеями лежали у него на плечах, а пустой, мутный взгляд равнодушно обшаривал идущих перед ним людей, как скот, направляемый равнодушным пастухом на убой.

– Не смотри! – заскрежетал зубами в спину Гледе Скур. – Отведи глаза! Если столкнешься взглядом, все! Сразу увидит, и веревка не спасет. Она и так едва не горит. Вот же напасть! Напасть! Напасть, мать ее!

Гледа опустила взгляд в землю. Стала смотреть на собственные сапоги, но и веревка продолжала жечь руку, и тошнота подступала к горлу. Главное, чтобы отец устоял. Чтобы не дал ненависти овладеть собой, чтобы не потерял рассудок.

– Я в порядке, – услышала она его голос. – Успокойся. Не верти головой. У тебя колени дрожат и рука. Соберись. Мы уже сходим с тракта. Жнец нас опередил.

– Разве можно победить такую силу? – всхлипнула Гледа.

– Можно, – прошептал отец. – Все можно. Вот смотри, Скур, обычный торговец, а ведь противостоит магии.

– Ага, – прошипел в ответ Скур. – Как заяц перед лисой. Упав на спину и суча лапками. Да раздери ж меня демон!

Веревка вспыхнула, едва они смогли войти под кроны вандилских сосен. Встревоженных лошадей удалось удержать, но Скур не дал никому выйти из чадящей и тлеющей петли, пока не раскровенил собственное запястье и не вымазал свежей кровью мох под ногами лошадей.