Но они же дикари. Они ходят голые. Они не умеют ни читать, ни писать.

Но они могут научиться.

Если бы только он мог смотреть на мир глазами своего слуги. Юный Педро совершенно очевидно влюблен в Чипу. Хотя у нее темная кожа, сама она приземиста и уродлива, у нее хорошая улыбка, и никто не может отрицать, что по уму она превзойдет любую испанскую девушку. Она изучает христианское вероучение и настаивает, чтобы ее немедленно крестили. Когда это произойдет, она будет находиться под такой же защитой, как любой христианин, не так ли?

– Главнокомандующий, – обратился к нему Сеговия, – позвольте обратить ваше внимание – люди перестают нам подчиняться. Пинсон ведет себя возмутительно – повинуется только тем приказам, которые случайно совпадают с его желаниями, а люди выполняют только те распоряжения, с которыми он согласен.

– И чего же вы от меня хотите? – спросил Кристофоро. – Заковать его в кандалы?

– Именно так поступил бы король.

– У короля есть кандалы, а наши лежат на дне морском. И у короля, к тому же, есть тысячи солдат, чтобы проследить за выполнением его приказов. А где мои солдаты, Сеговия?

– Вам следовало больше использовать власть, которой вы облечены.

– Я уверен, что вы на моем месте действовали бы лучше.

– Возможно и так, главнокомандующий.

– Я вижу, дух неповиновения заразен, – сказал Кристофоро, но – спите спокойно. Как сказала черная женщина там, на горе, беда не приходит одна. Возможно, после очередного несчастья, вы в качестве королевского инспектора будете командовать этой экспедицией.

– Не думаю, чтобы я справился с этой задачей хуже вас.

– Да, уверен, вы правы, – согласился Кристофоро. – Этот турок не взорвал бы “Пинту”, и вы потушили бы пожар на “Нинье”, хорошенько помочившись на огонь.

– Мне кажется, вы забыли, кого я здесь представляю.

– Лишь потому, что вы забыли, кто назначил меня командовать этими судами. Если король и дал вам какую‑то власть, извольте помнить, что я получил еще большую от того же лица. Если Пинсон захочет уничтожить остатки этой власти, разразившаяся буря сметет не одного меня.

И все же, не успел еще Сеговия уйти, как Кристофоро опять силился понять, чего же Господь ждет от него. Может ли он хоть что‑то сейчас сделать, чтобы люди опять стали ему повиноваться? Пинсон привлек их к постройке судна, но они были всего лишь матросы, а не судостроители из Палоса. Доминго – неплохой бондарь, но делать бочки – совсем не то, что заложить киль судна. Лопес – конопатчик, а не плотник. Большинство матросов многое могли сделать своими руками, но ни один из них не обладал знаниями и практикой строительства судна.

Тем не менее им придется попробовать. Должны будут попробовать, и если первая попытка окажется неудачной, попробовать еще раз. Поэтому между Кристофоро и Пинсоном не возникало никаких ссор по поводу строительства судна. Поводом для ссоры послужило то, как испанцы обращались с индейцами, без помощи которых им было не обойтись. От искреннего желания помочь, которое люди Гуаканагари проявили при разгрузке “Санта‑Марии”, давно не осталось и следа. Чем больше приказов отдавали испанцы, тем меньше их слушали индейцы. С каждым днем все меньше индейцев приходило на строительство, а в результате с теми, кто все‑таки появлялся, обращались еще хуже. Похоже, испанцы полагали, будто каждый из них, независимо от своего служебного положения и звания, имеет право отдавать команды и назначать наказания любому индейцу, и молодому и старому, любому…

Все эти мысли идут от нее, в который уже раз осознал Кристофоро.