Мало кто из монахов Ла Рабиды еще помнил дни, когда Колон был у них частым гостем. Однако, один помнил это очень хорошо. Он был отдан сюда в учение еще мальчиком, пока его отец пробивал свое дело при дворе, а потом уплыл на Запад в погоне за своей безумной мечтой. Когда отец так и не вернулся, он принял духовный сан, и был теперь всеми уважаем за свою святость. Он отвел предводителя карибийцев в сторону и спросил:

– Вы сказали, что Испания послала вам три корабля. Ими командовал Кристобаль Колон, не так ли?

– Именно так, – ответил коричневокожий человек.

– А что с ним стало? Он жив?

– Он не только жив, но является отцом нашей королевы, Беатрис‑Тагири. Это для нее мы строим дворец и, поскольку вы помните его, мой друг, я могу сказать вам, что на самом деле он возводит его не для короля и королевы Испании, хотя и примет их там. Он строит этот дворец, чтобы пригласить туда своего сына Диего и узнать, что стало с ним, и попросить у него прощения за то, что не возвращался к нему все эти долгие годы.

– Я Диего Колон, – ответил монах.

– Я так и думал, – сказал коричневокожий человек. – Вы похожи на него. Только моложе. А ваша мать, должно быть, была красавицей, потому что те черты, что отличают вас от отца, вы явно унаследовали от матери.

Предводитель не улыбнулся, но Диего заметил смешливые искорки в его глазах.

– Передайте моему отцу, – сказал Диего, – что многих судьба или случай разлучают с их семьями, и только недостойный сын будет рассчитывать, что отец попросит у него прощения за то, что вернулся домой.

Земля была куплена, и семь тысяч карибийцев начали заниматься куплей‑продажей по всей южной Испании. Это вызвало много толков и немало страхов, однако все они называли себя христианами, расплачивались золотом так щедро, как будто выкапывали его из земли, а их солдаты были хорошо вооружены и очень дисциплинированны.

Дворец для отца королевы Беатрис‑Тагири строили год, и когда закончили, стало ясно, что он скорее похож на город, чем на дворец. Собор, монастырь, аббатство, университет были спроектированы испанскими архитекторами; значительная часть работ была выполнена хорошо оплачиваемыми испанскими рабочими, трудившимися бок о бок с этими странными коричневыми мужчинами из Карибии. Женщины, прибывшие на судах, постепенно осмелели и стали показываться на людях. Летом они носили яркие легкие платья, а когда наступила зима, научились носить более теплую испанскую одежду. К тому времени, когда строительство города было закончено, и король и королева Испании получили приглашение нанести туда визит, город был примерно поровну заселен испанцами и карибийцами, которые и трудились, и молились вместе.

Испанские ученые учили карибийских и испанских студентов в университете; испанские священники учили карибийцев говорить по‑латыни и читать мессу; испанские купцы приезжали в город торговать продуктами и разными товарами, а уезжали с необычными произведениями искусства, сделанными из золота и серебра, меди и железа, ткани и камня. Лишь со временем они узнали, что многие из карибийцев не христиане, но у них это не имеет значения. Все жители Карибии были равны и сами выбирали себе веру. Это действительно было странным, и никому из представителей власти в Испании даже в голову не приходило заимствовать такой порядок. Но поскольку карибийцы язычники не пытались проповедовать свою веру в христианской Испании, их присутствие можно было терпеть.