Голощекин выпрыгнул из кабины. Ветер остервенело ударил в лицо, и он невольно укрылся рукавом.

— Ох, какая холодина!

Похрустывая тяжелыми подошвами сапог, обошел машину и постучал по дощатому борту:

— Вы там живы?

— Живы, — послышался в ответ бодрый голос Тарасюка.

Голощекин открыл дверцу кузова и проворно взобрался внутрь.

— Где тут включатель? — произнес он, шаря ладонью по струганым доскам. — Ага, кажется нашел! — и с громким щелчком повернул тумблер.

Вспыхнувший в кузове свет выдал напряжение, застывшее на лицах парашютистов. Вытащив из полевой сумки карту, обер-лейтенант присел на свободное место, разложил ее на коленях и заговорил ровным голосом, чтобы вселить в диверсантов большую уверенность.

— Вам лететь около двух часов. Вот здесь, — прочертил он пальцем, — у деревень Бережки и Пригожее проходит линия фронта. Переживать вам не стоит… Самолет на этом отрезке набирает предельную высоту, так что достать его не сумеет ни одна зенитка. Дальше он полетит в сторону Нижнего Новгорода, а потом на север в Вологодскую область. Летчик вас сбросит вот в этом районе, рядом с деревней Озерное, это близ Бабаево. Довольно залесенная местность, — очертил он карандашом небольшой круг на карте. — Пустынная. Вы хорошо подготовлены, рассчитываю, что ваша работа будет успешной. Не хочется говорить пафосных речей, но все, что вы сейчас делаете, это во славу великого будущего России и ее освобождения от большевизма. Так что помните об этом. — Аккуратно сложив карту вчетверо, Голощекин уложил ее на место, затем достал небольшую бутылку коньяка и произнес: — Французский. На прошлой неделе был в Париже, вот, решил приобрести к случаю… Давайте выпьем за удачу, она нужна нам всем. — Сделав три больших глотка, он протянул бутылку сидевшему рядом Аверьянову.

— За удачу! — отозвался Михаил и дважды отхлебнул.

Сделав круг, наполовину опустошенная бутылка вернулась к Голощекину.

— То, что осталось, мы с вами допьем после вашего возвращения, — произнес обер-лейтенант, затыкая бутыль пробкой. — А сейчас нам нужно торопиться.

«Хейнкель-111», немецкий средний бомбардировщик, нередко используемый для перевозки парашютистов, стоял на краю поля. Подле него, явно нервничая, топтался коренастый механик и посматривал на часы. Группа парашютистов опаздывала на восемь минут. Не хотелось бы вылетать слишком поздно, ведь отправляться предстояло без сопровождения (десантирование не любит шума), а в последние месяцы русская авиация весьма активизировалась, и существовала вероятность натолкнуться на истребительную эскадрилью русских.

Сам по себе самолет не был «беззубым» — учитывая опыт на Западном фронте, с недавних пор кабина хвостового стрелка была полностью закрыта. Были усилены оборонительное вооружение и бронезащита. Так что под присмотром авиационной пушки и двух крупнокалиберных пулеметов летчики должны чувствовать себя достаточно защищенными.

Увидев подходящую группу, механик сделал шаг навстречу.

— Принимайте группу, — сказал Голощекин.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант! — живо отозвался механик и спустил трап под ноги подошедших парашютистов. — Прошу!

Первым вошел в самолет Тарасюк. Чуть помедлил у самого входа, но уже в следующий миг был проглочен темнотой. Следом за ним взобрались и остальные. Последним шел Аверьянов, чувствуя ступнями амортизирующую жесть. Обернувшись на последней ступени, Михаил увидел, как на посадку, включив огни, пошел двухмоторный бомбардировщик «Юнкерс-88». Как только он вырулит за пределы взлетного поля, наступит их черед.