Потянув за стропы, выровнял падение, выбрав для посадки небольшое поле с кустарником, разросшимся по периметру, и, подтянув ноги, приземлился на наезженную дорогу, припорошенную недавно выпавшим снегом. Опустив стропы, сложил парашют и, уложив его под дерево, быстро закопал в снегу. Парашют могут отыскать только весной, вместе с первым талым снегом.

Где-то неподалеку должны десантироваться и остальные. Вытащив из кармана фонарик, Аверьянов внимательно осмотрелся и, не обнаружив ничего подозрительного, короткими вспышками просигналил в темноту густого леса. Немного подождал, но никто не отозвался. Просигналил еще раз в другую сторону. Неожиданно за спиной послышалось осторожное похрустывание снега. Резко обернувшись, он увидел Тарасюка с занесенным ножом. Метнулся в сторону и почувствовал, как заточенное лезвие распороло бушлат. Тарасюк, вложивший в удар всю силу, пошатнулся и, стараясь сохранить равновесие, нелепо взмахнул руками. Мгновение было выиграно, вполне достаточное, чтобы ухватить его за плечи и коленом ударить в живот. Аверьянов почувствовал, что пробил тяжелый бушлат и угодил, куда нужно. Тарасюк согнулся, нелепо хватал губами холодный воздух и никак не мог надышаться.

— Поговорить, значит, хотел. Не получится у нас с тобой задушевной беседы, тварь фашистская! — Вытащив из-за голенища нож, Михаил всадил его в бок Тарасюку. Тот тяжело охнул, а потом неуклюже повалился на бок. — Подыхай! Немного тебе осталось!

Черпанув ладонью снег, он вытер перепачканное лезвие и аккуратно сунул его за голенище. Увидел, как в глубине леса, сначала с одной стороны, а потом с другой, трижды просигналили фонариком. Отступив на достаточное расстояние от лежащего Тарасюка, Михаил ответил тем же сигналом и заторопился навстречу.

Сошлись на перекрестке двух проселочных дорог, в летнее время узкой артерией соединявших два населенных пункта, а зимой — подзабытые, едва проглядывающие чернотой на наезженных местах.

— Где Тарасюк? — спросил Лиходеев. — Мы тут его обыскались.

— Не знаю, — ответил Аверьянов, не отводя взгляда. — Он ведь первый прыгнул, может, отнесло куда-то далеко в сторону.

— Может, и так, — невесело согласился Падышев. — А может, просто решил уйти.

— Как уйти? — удивился Лиходеев.

— А чего ты удивляешься, он ведь родом из этих мест.

— А ты откуда знаешь?

— Сам мне как-то об этом проговорился. Сейчас, наверное, находится уже на полдороге к своей бабе.

— Все может быть, — согласился Михаил, — а только нечего нам здесь топтаться. Может, нас кто-то уже заметил. Уходить надо! Спрячем рацию где-нибудь в лесу и потопаем в сторону железнодорожной станции, а там решим, что нам дальше делать.

— Идем, — кивнул Падышев. — Даже если Тарасюк пошел к своей бабе, не думаю, что он нас заложит, это ему самому боком выйдет. Большевики злопамятные, грешков у него немало накопилось, так что осина по нему уже где-то плачет.

Дорога была безлюдной. Только вдалеке тускло горело несколько окон двухэтажного здания. Сливаясь, они напоминали далекий маяк — это и была деревня Озерное.

Мороз крепчал