Он снова выдержал паузу и, видя, что молодые люди терпеливо слушают, начиная расслабляться от его монотонного голоса и не совсем понятного для них вступления, сделал резкое движение, развалившись в кресле. Андрей сразу посмотрел в его сторону, а Власов даже не пошевелился. Красовский это удовлетворенно отметил и продолжил:

— Я не хочу допустить, чтобы моя жена стала легкой добычей какого-нибудь легкомысленного донжуана. Она еще очень молода и не умеет разбираться в мужчинах, она даже не подозревает, как коварны и бессовестны они бывают. — Красовский вдруг занервничал и обратился к Власову: — Сергей, у вас сейчас срочное дело, я в курсе. Вы можете идти, мы продолжим этот разговор с вами лично.

Власов все так же невозмутимо, не проронив за все время ни слова, слегка кивнул и вышел. Они остались вдвоем: Андрей и Красовский. Андрей сразу после ухода Власова почувствовал огромное облегчение и даже немного приободрился, узнав, о чем речь. Он решил, что дело, которое ему будет поручено, конечно, деликатное, но он уже узнал женщин настолько, что может без зазрения совести вести слежку за любой из них и при этом спокойно докладывать обо всех похождениях ее мужу, испытывая при этом тайное удовлетворение от своего собственного счета к ним.

Красовский внимательно наблюдал за Андреем, и от него не укрылось его внезапное оживление, но он промолчал об этом.

— Итак, я намерен поручить вам выполнение очень трудного и не совсем чистого задания. — Он снова сделал паузу и посмотрел на Андрея. Видя, что тот все так же невозмутим, продолжил: — Я хочу доверить вам самое дорогое, что у меня сейчас есть.

Андрей вдруг почувствовал какое-то несоответствие. Слежка — дело, естественно, нечистое, но откуда такой пафос со слезой в голосе? Андрей с удивлением украдкой взглянул на шефа, почувствовав себя зрителем, сидящим в партере дешевого бульварного театра. Ему показалось, что он пришел не на тот спектакль.

Красовский сделал вид, что не заметил недоумения своего оппонента, и продолжал:

— Я вам поручаю свою жену. — Он встал и, подойдя к Андрею, сел с ним рядом. — Я хочу преподать ей урок, причем в очень щадящем варианте, с тем чтобы она запомнила, что мужа обмануть она, конечно, может, но это некрасиво. Очень некрасиво! Понимаете, — он вдруг перешел с Андреем на вы, — я хочу дать ей прочувствовать, что такое ложь и раскаяние. Я хочу, чтобы она это все пережила, но, так сказать, в тепличных условиях, чтобы мое мужское самолюбие не было ущемлено и я смог бы ее с легкостью простить, а она бы поняла, как добр и великодушен ее муж. Я хочу, чтобы вы соблазнили ее, но при этом остановились в тот момент, когда она нестерпимо захочет близости с вами!

В кабинете наступила тишина, подобная тишине после только что прогремевшего взрыва. Андрей побледнел и не мог вымолвить ни слова. Он так и сидел молча, словно подавившись словами Красовского. Потом его лицо неожиданно вспыхнуло, и он выдохнул:

— Это невозможно!

Андрей вложил в свои слова, сам того не замечая, что-то такое и столько, что Красовский дернулся, как от пощечины, в мгновение сделав Андрея своим самым ненавистным врагом. Он решил, что Андрей умрет, хотя в начале разговора он думал иначе.

— И все же я прошу вас, я смею надеяться, что вы все сделаете правильно: это всего лишь игра, но Лилия Викторовна… — Он впервые в разговоре назвал свою жену по имени. — Так вот, она никогда не узнает о нашем с вами разговоре! Она, конечно же, в некотором смысле будет огорчена, что ею пренебрегли, но я и хочу, чтобы она поняла, что романы хороши только вначале! Потом они все заканчиваются одинаково: страдает женщина! И хорошо, если любовники охладеют оба одновременно, а если нет? Это ведь одинаково мучительно: сознавать, что тобою тяготятся или что ты тяготишься домогательствами надоевшего любовника!

Красовский доверительно взял Андрея за руку, и тот непроизвольно вздрогнул от этого прикосновения.