У меня в горле пересохло.

— Нет никаких доказательств, что это сделал именно мистер Маноле. Похож — не доказательство, а домысел.

— Я уверен, что это был он, — маркиз встал и наклонился над моим креслом, глядя сверху вниз. Я почувствовала себя вдруг, как в детстве — девочкой, говорящей глупости. Девочкой в мире взрослых… — Поймите, Виржиния, я беспокоюсь за вас… Нет. Не просто беспокоюсь. Я испуган. Вы не просто красивы, но и чисты. Вы практичны, но не видите в людях зла, потому что в вас его нет. А я вижу. Лайзо Маноле опасен. И поэтому я боюсь за вас. Я не хотел говорить это вам, но его второе прозвище… — Рокпорт помолчал, словно его одолевали сомнения. — Его второе прозвище — Искуситель. А в четырех из шести его преступлений, о которых мне хоть что-то достоверно известно, были замешаны молодые женщины.

— И что? — я уже едва могла говорить.

— Я ничего не могу сказать уверенно, Виржиния… Даже не предполагаю, — маркиз коснулся моего лба, и на сей раз пальцы показались мне ледяными. — Просто подумайте вот о чем. Если Лайзо Маноле не нужны ваши деньги… возможно, ему нужно нечто иное?

Тело мое сковывало оцепенение — медленно, но верно.

— Что именно?

— Лайзо Маноле оказывал вам знаки внимания?

Голос у маркиза был мягок, так, что я не сразу разгадала намек. А как поняла — залилась краской.

— Что вы такое говорите! Он же просто… просто… — «слуга», хотела я сказать, но прикусила язык.

Чего уж кривить душой, «просто» с Лайзо никогда ничего не было. Слуга, который знает шесть или семь языков и разбирается в искусстве лучше своей нанимательницы? Право, смешно. Того же мистера Спенсера мне и в голову не пришло бы записывать в прислугу, я привыкла советоваться с ним и уважать его мнение. А Лайзо — человек не менее умный и образованный, а то и более… Да, в чем-то маркиз был прав — как такому удовольствоваться местом водителя? Но оказывать «знаки внимания»… Абсурд.

Собравшись с мыслями, я продолжила:

— Что вы, ни о каких ухаживаниях и речи не шло. Напротив, манера поведения у него была слишком простой, нахальной, а порой и грубоватой. К сожалению, мне пришлось преподать ему несколько важных уроков вежливости. Но то было в первые месяцы, а сейчас он даже лишнего вопроса себе не позволяет, говорит чаще по делу.

Я скромно умолчала о том, что к «делам» относятся не только обсуждения маршрутов и моего расписания, но и помощь в расследованиях по просьбе Эллиса.

Маркиз тяжело вздохнул, отступая на шаг.

— Мне трудно в это поверить, Виржиния. Что же в таком случае удерживает его на скучной, не слишком хорошо оплачиваемой работе?

— Желание покончить с преступным прошлым?

— Глупости. Я за всю свою жизнь не видел ни одного покаявшегося грешника. Вы молоды, Виржиния, и идеалистичны, — повторил Рокпорт с грустью. — Возможно, Лайзо Маноле представляется вам благородным героем, наподобие Железного Фокса, вольного стрелка. Но мы не герои баллады. Ваш водитель — всего лишь талантливый проходимец, порченая кровь. Он жил за счет горя других людей, поймите. Это не случайная ошибка, не единственный неверный шаг. Это способ существования. Жалеть его — все равно что жалеть паразита. Вам же не придет в голову нарочно разводить блох на собаке или позволять оводу кусать вашу лошадь?

— Разумеется, нет! — я начала сердиться. — Только вот не сравнивайте мистера Маноле с какими-то насекомыми. Между прочим, я лично дважды… нет, трижды видела, как он помогал изловить опасного преступника.