Работал он не на хозяина, а на людей; все, что он делал, он делал от начала до конца своими собственными руками и сам продавал свои изделия людям, которые собирались пользоваться ими. Так обстояло дело почти со всеми изделиями, которые производились в Англии. Кое-какие более редкие изделия, например шелковые ткани, поступали на рынок, существовавший все-таки, несмотря на то, что изделия любого края становились товарами неподалеку от места их производства. Но даже более редкие изделия производились прежде всего для домашнего потребления, и только излишки попадали в руки торговца. Что касается последнего, то следует помнить, что он не был, как в наше время, просто игроком в прихотливом переплетении спроса и предложения, а был незаменимым поставщиком товаров. Ему платили за труды по доставке товаров из того места, где был их излишек, туда, где их было недостаточно, и этим дело ограничивалось. Законы против скупщиков и перекупщиков дают представление о том, как в средние века смотрели на торговлю. Ее воспринимали именно как торговлю, а не как прибыльную махинацию. Скупщик покупал продукты труда, чтобы попридержать их до момента, когда их можно будет продать по более дорогой цене. Перекупщик покупал и продавал изделия на том же самом рынке или неподалеку от него. Что касается пользы для общины от скупщика, то, думается, на этом вряд ли стоит останавливаться. Что касается перекупщика, то в те времена люди, подвыпивши, высказывали мнение, что не столь уж полезен обществу человек, который покупает, скажем, сто фунтов сыра в девять часов утра по два пенни за фунт, а в одиннадцать продает его же по три пенни. Признаюсь, я достаточно консервативен и старомоден и соглашаюсь с ними, хотя и не могу не видеть, что весь так называемый «бизнес» сводится в настоящее время к скупке и перепродаже, и все мы — рабы этих простых и восхитительных занятий, так что преступники одного столетия в другом становятся благодетельными господами.
Во всяком случае, благодаря прямому общению между производителями и потребителями товаров получалось, что население в целом знало толк в производившихся товарах, и, следовательно, искусство, или, вернее, культ фальсификации, было тогда совсем неизвестно. По крайней мере было нетрудно завоевать славу не только служителя, но и мученика этого благородного культа.
Что же касается самого способа труда, то тогда в любом ремесле разделение труда было либо слабо, либо вообще отсутствовало: это, по-моему, несколько уменьшало зло, каким я считаю это разделение, ибо я понимаю человека, на протяжении всей своей жизни привязанного (как это происходит и сейчас) к одному и тому же делу: да, несколько уменьшало зло, ибо, в конце концов, чрезвычайно разнообразна была работа, которую человек выполнял целиком, вместо того чтобы всю жизнь трудиться над какой-нибудь деталью другой детали. Кроме того, следует помнить, что свободные люди гильдий, как и вообще любой вольный человек, имели тогда право пасти скот на общинных пастбищах. Порт-Медоуз близ Оксфорда, например, был таким общинным пастбищем для скота всех свободных граждан этого города.
Таковы условия жизни и труда английских ремесленников XIV века. Полагаю, большинство из нас откажется принять на веру картину жизни того времени, которую рисуют полуневежественные и обманывающие нас доктринеры, о которых я уже говорил. Знакомясь с остатками изделий тогдашнего ремесленника, мы и без всяких дальнейших исследований давно уж инстинктивно почувствовали, что он был человеком думающим и энергичным и в некотором смысле и свободным, а не угнетенным религией и забитым дикарем. Это ощущение в значительной степени подтвердилось такими усердными исследователями прошлого, как г-н Торольд Роджерс. Ныне нам известно, что ремесленник гильдии жил, трудясь и наслаждаясь своим трудом, и это запечатлелось на том, что он производил. Работал он не для прибыли своего хозяина, но для своего собственного пропитания, причем, повторяю, добывать последнее было нетрудно, так что у него бывало и много досуга. |