— Ты боишься меня, — печально произнесла Наташа и отрезала кусок бинта. Слава отвернулся и посмотрел на разбитое стекло и на собственную кровь на осколках.

— Не тебя, — сказал он и встал. — Давай, поехали-ка к твоему Черту или кто он там. Поехали, пока я не передумал. Я и так никак не могу решить, стоит ли затевать все это. А теперь — тем более.

— Но теперь ты веришь? — спросила Наташа. Слава посмотрел на нее сверху вниз с каким-то странным выражением. Он смотрел долго. Но ничего не ответил.

Они забрали у Черта холст, расплатились и отвезли холст домой к Наташе, вернее, правильнее уже было бы говорить к Паше — ей там оставалось жить всего несколько дней, а может быть и того меньше. Слава осторожно прислонил холст к шкафу

— У тебя все готово? — он хмуро посмотрел на груды бумаги, выдвинутые ящики, разбросанные кисти, и Наташа только сейчас заметила, какой в комнате царит беспорядок. С тех пор, как все пошло кувырком, она и думать забыла про домашние дела. На секунду ей показалось, что она попала в чужую квартиру.

— Да, все. А у тебя?

— Да. Завтра я зайду за тобой в семь утра — правильно?

Наташа кивнула и медленно опустилась на колени рядом с холстом, чуть склонившись влево — загипсованная рука вдруг стала неимоверно тяжелой.

— Вот уже и осень, Слава, — вдруг сказала она. — Уже осень, а я еще ни разу не была на море.

Слава взъерошил свои волосы и, помедлив, сел рядом с ней прямо на пол, хотя на нем были светлые брюки.

— Слушай, кондуктор, может, нажмем на тормоза, а? — спросил он.

— Что ты увидел в той картине, Слава? Что ты хотел сделать? Почему ты разбил стекло?

— Какая разница, лапа? Помутнение рассудка. Рука зачесалась чего-то — к деньгам наверное. Я…

— В семь утра, Слава.

— Что? — он удивленно посмотрел на нее.

— В семь утра, Слава. Я буду тебя ждать. А сейчас — уйди пожалуйста. Мне нужно готовиться. Извини — я не покормлю тебя — в холодильнике пусто, у меня даже чая нет.

— У тебя… — Слава запнулся, — у тебя совсем нет денег сейчас?

Наташа покачала головой и улыбнулась безмятежно.

— Финансы поют романсы, Слава. Даже не романсы — марши играют. Только не вздумай отсыпать из барского кошелька — я тебе и так кругом должна. Кроме того, я слышала, у тебя недавно станок украли, который деньги печатает.

— Хорош, свои подковырки… — Слава щелкнул ее по носу, потом полез в карман рубашки. — Я оставлю и ты возьмешь — тебе завтра работать. Долго работать. Давай, поешь что-нибудь и лучше ложись спать пораньше.

Оба посмотрели на яркий солнечный день за окном и натянуто рассмеялись, потом Слава встал, с серьезным видом пожал ей здоровую руку своей здоровой рукой, сказал «До завтра!» и вышел из комнаты. Наташа подумала, что следовало бы его проводить, но осталась сидеть на месте. Вскоре в коридоре громко хлопнула входная дверь.

Наташа повернулась и увидела на полу рядом с собой узорчатую бумажку с портретом Ивана Франко, о котором ей не было известно ничего, кроме того, что кто-то убил его топором в кабинете. Она мотнула головой и щелчком оттолкнула от себя бумажку. Но через пять минут протянула руку и подняла деньги с пола.

— Исключительно из-за работы, — сказала Наташа негромко. — Да ты просто какой-то реликт, Слава. Может, тебя и нет вовсе? Появился бы ты пораньше. Хоть чуть-чуть пораньше.

Неожиданно ей вспомнилось надменно-насмешливое лицо Лактионова, умные и хитрые глаза за маленькими стеклами очков в золотистой оправе и то, как он стоял возле музейной лестницы, засунув руки в карманы белых брюк.