Сегодня, особенно после того, как обнаружились социально опасные стороны естественнонаучного прогресса, наука переплелась с моралью, и разговор о вненравственном характере науки равносилен утверждению о вне нравственном характере искусства, которое формально также не совпадает с моралью. Давно прошли те времена, когда ученый сам по себе наблюдал природу, когда проводимые им эксперименты не выходили за пределы его лаборатории, где он священнодействовал в одиночестве, а достигнутый результат оставался достоянием немногих посвященных. Наука сегодня – многообразный социальный институт, в деятельность которого вовлечены миллионы людей, а результаты исследований могут повлиять на жизнь миллиардов.

Конечно, наука и нравственность – различные фор, – мы общественного сознания. Формально это так. Формально предписания для врача, чтобы вылечить пациента, и для отравителя, чтобы его наверняка убить, равноценны постольку, поскольку каждое из них служит для того, чтобы полностью осуществить поставленную цель. Кант, которому принадлежит этот парадокс, развел в разные стороны науку и нравственность, но он же показал недостаточность формальных определений и позаботился о том, чтобы наука и нравственность нашли путь друг к другу. Его вывод гласил: прямой, однозначной связи между моралью и знанием не существует, это две различные, обособленные сферы, два мира. Они лежат друг от друга на удалении, достаточном для того, чтобы между ними располагался еще один мир – мир эстетических отношений. Красота, по Канту, – мост через пропасть между истиной и благом. Но, соорудив этот мост, философ не успокоился. Надеяться на то, что «красота спасет мир», по Канту, непозволительно. Лишь культура в целом и созданные человечеством социально правовые институты содержат ответ на важнейший в кантовской философии вопрос: «На что я могу надеяться?».

Развитию науки всегда сопутствовала определенная доза самокритики. Чем шире становилась область знания, тем явственнее звучал вопрос о ее границах. Чем решительнее вторгалась наука в жизнь, тем острее вставала проблема: насколько все это нужно человеку. Ныне самокритика порой перерастает в самобичевание. «Хотя я влюблен в науку, меня не покидает чувство, что ход развития естественных наук настолько противостоит всей истории и традиции человечества, что наша цивилизация просто не в состоянии с этим справиться. Нынешние политические и милитаристские ужасы, полный распад этики – всему этому я сам был свидетелем на протяжении своей жизни. Эти ужасы можно объяснить не как симптом эфемерной социальной слабости, а как необходимое следствие роста науки… Если даже род человеческий не будет стерт ядерной войной, он может выродиться в какие то разновидности оболваненных и бессловесных существ, живущих под тиранией диктаторов и понукаемых с помощью машин и электронных компьютеров» . Над этими словами стоит задуматься. Они принадлежат одному из наиболее выдающихся физиков нашего столетия.

Когда приходится слышать разговоры, что будущие люди – это машины, что нет принципиальной разницы между человеком и специально изготовленным устройством, мне всегда приходят на ум процитированные слова Борна. Речь идет об одном и том же, только мысль Борна имеет нравственную окраску, а в упомянутых разговорах просто констатируется якобы неизбежный факт.

Но слова Борна – не пророчество, это лишь предупреждение. Он сам надеется на то, что они окажутся неверными. Хотя опасность, по его мнению, реальна. И Борн указывает на возможность ее предотвращения – развитие гуманитарного знания.

Действительно, опасно не само развитие естествознания, а его отрыв от общественных и гуманитарных наук, философии и искусства. «Прогресс в познании природы при отставании в познании общества смертельно опасен», – говорил Брехт.