Теперь положение постепенно меняется. Все ощутимее становится давление «снизу», вызванное разочарованием в безудержном и бесконтрольном развитии науки и техники. Создание чудовищных средств разрушения, уничтожение природной среды заставили задуматься о перспективах. Вот почему в наши дни все явственнее слышны голоса, выступающие с требованием подчинить развитие науки и техники интересам и благу человека, с требованием гуманизации естествознания.

В стародавние времена, когда разгадка Вселенной представлялась механической задачей, родилась идея «социальной физики», способной с математической точностью рассчитать и предсказать поведение не только общества в целом, но и каждого отдельного индивида. Затем стало ясно, что это невозможно, и на гуманитарное знание стали смотреть, как на знание второго сорта, своего рода «недофизику». Теперь же выяснилось, что это просто «нефизика», точнее, «сверхфизика», «метафизика» в лучшем смысле этого слова, знание, без которого физика чувствует себя неполноценной. «Физика, бойся метафизики!» – говорили в XVII веке. Ныне, когда физика стала внушать страх, надежды обращены к «метафизике». В гуманитарном знании видят совесть науки. И ее компас.

Повышение интереса к наукам об обществе и человеке обусловлено также причинами, заставляющими «сверху» стимулировать их развитие. Организация и управление стали сегодня мощной производительной силой. Прогресс же их возможен только на основе широких социальных исследований.

К этому нужно добавить еще одну существенную деталь. Капитализм использует не только социальные дисциплины, нужные для организации управления, но также в нарастающей мере гуманитарное знание, раскрывающее мир человеческой души. В современных условиях в самых различных областях возрастает значение «человеческого фактора». Когда то внедрение машин в промышленность обезличило труд, сделало его бездушным; конвейер превратил рабочего в придаток механизма. Ныне научно техническая революция вносит серьезные коррективы. Отчуждение труда остается, но формы его преобразуются. Теперь уже нельзя манипулировать человеком только на уровне механического агрегата. Мало рационально расставить люден и станки (система Тейлора), надо учитывать складывающиеся в процессе труда «человеческие отношения» (принцип Мэйо), поощрять неформальные контакты между руководящим персоналом и рабочей массой.

Но и этого недостаточно. В погоне за ростом производительности труда американская инженерная психология «открыла» личность работника. Установлено, что при прочих равных условиях производительность труда выше, а текучесть рабочей силы меньше там, где труду придается хотя бы видимость творчества, где на первый план выдвигаются личностные мотивы – интерес и чувство ответственности. Нужен не просто специалист, но человек. И тут уж без искусства не обойтись, ибо, как известно, наука превращает человека в специалиста, а искусство делает из специалиста человека.

Велика ответственность искусства в век науки. В условиях нарастающей технической специализации и господства абстрактного знания именно искусство возвращает человеку его целостность. При неизбежной стандартизации именно искусство ратует за уникальность человеческой личности с ее неповторимыми потребностями и способностями.