|
Но всего не знает никто – ни я, ни сам Энрик. Это несчастный случай. Как в тот раз, когда у него остановилось сердце. Марио немного успокоился. Проф сейчас вытаскивает меня, не хочет, чтобы охранники смотрели на меня как на чудовище. Но, может быть, это не поможет. И правильно. Я и есть чудовище. – Я позабочусь, чтобы такие вещи не повторялись, – добавил он, чтобы утешить Марио. И я, и проф знали: вряд ли здесь что то можно сделать. На некоторое время я отключился, не слушал, о чем говорят проф и Марио, а с ностальгией вспоминал о тех временах, когда мои мелкие проказы и шалости спокойно игнорировались, а за серьезные проступки следовало оговоренное наказание. Теперь не всё так просто. «Включился» я, когда Марио уже ушел. – Вы, надеюсь, не дали ему выходной? – Нет, ты же слышал, – удивился проф. Я покачал головой: – Я отключился. – Понятно. – Я же сам себя предупреждал, что это может произойти! И даже всё правильно понял! – Как это, сам себя? – удивился проф. – Мне приснился сон, – пояснил я. Проф наклонил голову: я тебя слушаю. – С катаной за спиной, – начал я, – я иду по какому то пустому освещенному коридору… – Я рассказал всю эту сказку до конца. – И я именно так и сделал: захотел управлять. Так что я действительно сын дракона. – Тебя выпороть, чтобы ты вспомнил, чей ты на самом деле сын? – вежливо поинтересовался проф. Так, наверное, шутят под обстрелом. Страшно, весело – и можно умереть в любую секунду. – Обязательно, – серьезно ответил я, – вдруг поможет. Проф мотнул головой: не смешно. – Тебе придется научиться контролировать свои способности. Если, конечно, ты не собираешься становиться каким нибудь харизматическим диктатором вроде Чингисхана или Гитлера. – Не ет, – простонал я, – я же тогда всё правильно сделал, и ответил правильно – во сне. А вот в реальности… О, Мадонна! – Вот и запомни: ты носишь в руке обнаженный меч. Очень большой и острый. У всяких там Гитлеров и Чингисханов были просто маленькие ножички. А историю ты знаешь. Соответственно, если ты захочешь во всё это поиграть, погибнут даже не миллионы, а пожалуй что миллиарды людей. – Я не хочу! Еще никогда в жизни мне не было так страшно. – Тогда обзаведись ножнами. Я кивнул: – Это образ. А как на практике? – Если бы я знал… Только ты сам можешь сказать, что ты при этом чувствовал. – Я не понял. Я просто рассердился, что от меня что то скрывают. То, что я хотел узнать. – Значит, не сердись. Не дави ни на кого. Не прорывайся на тяжелом танке, а получи то, что ты хочешь, умом и хитростью. Или не получи – если тебе не хватит ума. – Ясно. А почему вы решили хранить в тайне от меня эту историю? – Теперь ты давишь на меня? – Нет. Там был прямой приказ. И это, кажется, обязательно. А перехитрить вас я уже давно не надеюсь. Проф ухмыльнулся: – Ну, раз ты уже знаешь, разумнее сказать тебе всё. А то ведь ты и впрямь полезешь мстить. – Угу. Это слишком личное. – В общем, так. Он – наиболее вероятный наследник своего брата. – Э э э, как это? – У синьора Каникатти пять дочерей и ни одного сына. А он сам и его жена уже не в том возрасте… – Пф! Берется фриландский репликатор… Всё просто, как апельсин. – Да, пока твои клетки достаточно молодые и здоровые… А клонирование человека запрещено законом уже лет восемьсот. И за этим все очень зорко следят. Подпортить жизнь конкуренту, да еще на галактическом уровне, никто не откажется. Так что ребенка – можно, клон – нельзя. |
