Рефухио, которого уже накормили овсянкой, лежал, опираясь на подушки, и глядел на девушку. Свет, отражавшийся в глазах, изменил его взгляд, сделав его обманчиво-мягким.

Вскоре стало темнеть. Ночь наступала быстро, как и обычно в этих широтах. Когда каюту наполнили тени, Пилар, встав из-за стола, взяла поднос, выставила его за дверь и заперлась на замок. Повернувшись, она начала вынимать шпильки из прически. Разворачиваясь, толстый жгут волос превратился в темно-золотистый водопад, укрывший ее до талии. Пилар подошла к умывальнику.

Налив в таз немного воды, девушка вымыла руки. Затем, смочив в чистой воде кусочек ткани и отжав его, она медленно провела по лицу и шее. Отбросив назад волосы, она принялась расшнуровывать лиф своего мягкого шелкового зеленого платья с широкой юбкой.

Стальной взгляд Рефухио остановился на ней. Она спокойно выдержала его и продолжала расстегивать платье. Затем она стянула его с себя и бросила на стул. За платьем последовала нарядная нижняя юбка из желтого шелка, отороченная ярко-зеленой каймой. Она сбросила туфли, сняла чулки, потом развязав тесемки тонких нижних юбок, позволила им свободно упасть на пол. Грациозно перешагнув через ворох юбок и подобрав их, повесила на тот же стул. Оставшись в одной сорочке с низким вырезом и подолом, едва прикрывающим колени, Пилар снова взяла влажную ткань.

Девушка привыкла умываться и переодеваться на глазах у Рефухио — с тех пор как он был ранен, избежать этого не было возможности. Она всегда скромно снимала одну вещь, уже надев поверх другую, а также выбирала время, когда ей казалось, что ее подопечный спит, хотя иногда отмечала, что его дыхание меняется, а повернувшись, обнаруживала, что он переменил положение. Тем не менее, когда бы она ни взглянула, его глаза оставались закрытыми. Постепенно она почти привыкла к его присутствию.

Она не знала, смотрит ли он на нее сейчас. Единственное, в чем она была уверена — это в том, что он не спал, когда она начала умываться. Она чувствовала себя неуютно, как будто ее рубашка была прозрачной. Ветерок, веющий в открытый иллюминатор, прижимал тонкую ткань к ее телу так, что был виден каждый его изгиб. Он мгновенно высушивал влагу, оставляемую на ее теле тканью, и вызывал у нее озноб. Ее нервы были болезненно напряжены в ожидании того, что должно было произойти.

И вот наступил решающий момент.

Сердце тяжело стучало в ее груди, руки дрожали. Она чувствовала, как горячая волна поднимается изнутри и она краснеет до корней волос. Быстро, пока ее решимость не испарилась, она расстегнула ворот рубашки, спустила ее с плеч. Рубашка упала на пол.

Она зажмурилась, будто тем самым могла спрятать свою наготу. Ее тут же захлестнули сомнения. Она не знала, правильно ли поступает. Если она останется сейчас, если возьмет рубашку и быстро скользнет в нее, то сможет притвориться, что рубашка упала случайно. Все будет так, как было до сих пор, ничего не изменится.

Но разве это поможет? Разве это спасет их? Нет. Она нащупала слабое место в броне Рефухио и должна следовать намеченному плану. Она должна сделать это, или все они погибнут.

Пилар наклонила голову, скрывшись за густым завесом волос. Выжав мокрый лоскут, провела им по груди, бокам, животу и бедрам. Влажная кожа блестела, как алебастр. Грациозно двигаясь, она провела влажной тканью по ногам, протерев даже ступни. Закончив омовение, она положила лоскуток на место и взяла щетку для волос. Ее опущенные ресницы дрожали.