Она посмотрела на него ясным, невинным взглядом.

– Признать мою вину, милорд? Но как же я смогу это сделать, если даже не знаю, в чем она заключается? Неужели мне следует оболгать себя перед королевой? Неужели я должна выдумать себе какую-нибудь вину, чтобы Ее Величество смогли простить меня за то, что я никогда не совершала? О нет! Лучше я всю жизнь проведу в тюрьме, чем окажусь бессовестной лгуньей! Я не причинила никакого вреда королеве – стало быть, у меня нет причины полагаться на ее милость.

Епископ постарался скрыть разочарование. Он сказал:

– Удивляюсь вашей отчаянной смелости. Уж не хотите ли вы сказать, что королева несправедливо держит вас под стражей?

– Ни в коем случае, милорд. Я подданная Ее Величества, и она вправе наказывать меня столько раз, сколько ей это угодно.

– Ее Величеству угодно, чтобы вы знали, на каких условиях можете получить свободу. Я только что довел их до вашего сведения.

– Повторяю, милорд, я ни в чем не виновата. Следовательно, не могу выполнить эти условия, не поступившись своей честью и совестью.

Немного помолчав, Гардинер решил переменить тактику. Он сказал, что королева недовольна религиозными взглядами Елизаветы. Глаза принцессы расширились от неподдельного изумления. Не она ли с давних пор посещает только те службы, которые ведутся на римский манер? Не исповедуется ли она с регулярностью, достойной доброй католички?

– Кое-кто говорит, Ваша Светлость, что все это вы делаете не от чистого сердца. Не будете вы любезны поведать мне ваше мнение о подлинном присутствии Христа в Священном Писании?

Елизавета была готова к такому вопросу. Его задавали всем, кого подозревали в ереси. Она с выражением прочитала строки, которые сама сочинила:

Справится ли кто-нибудь с этой женщиной? – подумал Гардинер. Хорошо, что королева ждет ребенка, – ведь никто не знает, что случилось бы с такими людьми, как он, если бы эта лукавая бестия когда-нибудь взошла на трон. В ловушку ее, пожалуй, не заманить, Да, у нее на любой вопрос заранее готов ответ.

– Ваша Светлость, я советую вам еще раз обдумать свое положение, – сказал он перед тем, как попрощаться с ней.

Сразу после его ухода в комнату вошла Кэт. Она обняла принцессу, но Елизавета тотчас высвободилась и надула щеки, изображая напыщенного епископа. Передразнивая друг друга, они смеялись все громче – до тех пор, пока Кэт не воскликнула:

– Тише! Опасность еще не миновала!

Однако Елизавета продолжала хохотать – взахлеб, как это часто бывает с людьми, играющими со смертью. Такой же хохот когда-то доносился из мрачной темницы Тауэра, где держали мать Елизаветы.

Мария нервничала. Она ходила из угла в угол своих апартаментов. Филипп неотступно следовал за ней.

– Вы сами не понимаете, о чем просите, – сказала Мария. – Она предательница. Она снюхалась с моими заклятыми врагами. Она пытается свергнуть меня и захватить трон.

– Дорогая Мария, как она сможет это сделать, если вы по праву являетесь королевой, да к тому же скоро у вас будет ребенок?

Любое упоминание о ребенке неизменно оказывало благотворное воздействие на ее настроение.

– Пожалуй, вы правы… Но что если бы удалась хотя бы одна из этих бесчисленных попыток лишить меня короны? Мне необходимо быть вдвойне осторожной – именно из-за ребенка.

– Простите ее, сделайте приятное вашему народу. А с ней держитесь спокойно, ровно… кстати, она должна придти с минуты на минуту.