Передо мной, каменным изваянием, в прямом смысле этого слова, застыл слегка разжавший руку Кощей, над головой сияет лазурью чистое голубое небо, под ногами каменное крошево, а до горизонта простирается морская гладь. Чуть в сторонке замечаю ещё одну статую — некогда являвшуюся Змеевисой… или Василисой? В ужасе оборачиваюсь назад…

Небольшой клочок каменистой суши украшен хаотично расставленными фигурками по большей части неизвестных мне существ, но в некоторых без труда угадываются мои друзья. В душу скользкой змеёй пробирается апатия, обвивает холодными кольцами сердце. Почему?! Для чего всё это было, если закончилось вот так?

Слёз больше нет. Обхожу эту страшную скульптурную композицию. Вглядываюсь в окаменевшие лица друзей. И вдруг слышу откуда-то:

— Ма-а-а…

Ощущаю, как несвоевременная лёгкая улыбка скользит по моим губам. Малыш жив! Глаза бегают, в попытке найти его… так вот же… из каменного крошева торчит его любопытный… каменный носик. Значит это лишь видимость? Они заколдованы. Пытаюсь докричаться до подруг, но — увы, тщетно. Что же делать?

Окружающий мир подёргивается пеленой. Тру глаза в надежде избавиться от непрошенных слёз. Вот только нет их, слёз этих, зато видимость становится всё хуже и хуже. Вокруг уже не просто туман, кажется уже и воздух густым как кисель стал. Даже ярко мерцавший совсем недавно камень в навершии жезла теперь едва различим. В голове, как и снаружи — туман. Надо бы испугаться, надо бы думать, как друзей расколдовать, а мне всё безразлично вдруг стало. Только и успела пробормотать:

— К Яге бы, она мудрая, там бы всех и расколдовали…

И вдруг мир взрывается фейерверком запахов, цветов и звуков. Я стою на окружённой густым лесом смутно знакомой полянке. Оборачиваюсь. Ну, точно, ещё бы ей быть не знакомой-то! Вон и избушка с ноги на ногу перетаптывается, но главное друзья мои ожили. То есть стоят вполне нормальные, и вовсе уже не каменные.

— Эм… — только и смогла выдавить я, озирая по сторонам.

Даже ущипнула себя, проверяя — не сплю ли? Больно! Это что ж мы столько времени туда добирались, если можно было вот так — разом: бум и здесь! Да и как это вышло-то? «Жезл» — мелькает мысль.

Взгляд падает на Кощея и внутри всё сжимается. До чего же красив! Не мудрено, что там, в пещере я поддалась его чарам.

— Ма-а-а… — раздаётся со стороны речушки.

И сразу же, оттуда, откуда голос малыша звучал, послышался всплеск и радостный гомон мавок. Явно празднуют появление гостей. Дила очевидно тоже с ними. И с опозданием до меня доходит: а где Иванушка? Помню его каменное изваяние ещё там на каменном пятачке-островке в море, а сейчас… Не заметить столь габаритную фигуру нереально же, но нет его здесь и всё тут!

— Что это было? — раздался в голове взволнованный голосок Тинки.

— О-о-о не-е-ет! — не дав мне ответить, возопил так и стоящий неподалёку Кощей.

Откуда-то донёсся девичий плач. Ага Змее… тьфу ты, Василиса рыдает. А рядом с Тинкой что за парнишка кучерявенький появился? Высокий, косая сажень в плечах, симпатичный, румяный и улыбка добрая. Где-то что-то скрипнуло, оглядываюсь. Дверь в избушке отворилась, и на порог выплыла в красном сарафане, да кокошнике вместо платка, дева-краса, та, что — Яга. И смотрится она в этаком наряде не на тридцать, а на двадцать, да и то с натяжкой.

— А вот и женишок мой пожаловал, — сверкая белоснежной улыбкой, молвит Яга, и взор её к Кощею прикован, словно кроме него вокруг и нет больше никого.

Захотела я повернуться, чтобы лучше всё видеть, но какое там! Ноги словно к земле приросли.