— Боюсь, что нет, — ответил он сдержанно.

— Совсем не помнишь? — огорчилась она, — со мной была ещё рыжая подруга, вы с приятелем встретили нас в лесу…

Асан взглянул на неё строго и, как ей показалось, даже враждебно. «Может, у них правила такие? Специально „не узнавать“ чужих, чтобы они никогда не возвращались?» — подумала Кирочка с неприятным чувством.

Асан как ни в чём не бывало снова взялся за веник и продолжил подметать. И тогда Кирочку осенило. Она подумала о голубом переливающемся браслете, который Аль-Мара оставила на столе в своей комнате перед тем, как уйти в море… Кирочка забрала его тогда на память и с тех пор носила в сумке, как талисман. Вообще она не особенно верила в силу талисманов, оберегов и всякой подобной атрибутики, но вот именно сейчас представился случай, когда браслет действительно мог ей помочь.

Она достала его.

Асан вздрогнул.

— Откуда это у тебя? — спросил он взволнованным голосом.

Кирочка кратко рассказала ему историю своей подруги.

Асан выслушал её в почтительном молчании, потом неожиданно протянул руку и взял браслет. Он довольно долго вертел его, внимательно разглядывая со всех сторон, и затем, возвращая украшение Кирочке, сказал совсем тихо:

— И правда мой.

А через несколько мгновений пояснил:

— Там в одном месте едва заметная трещинка была… Я помню.

Он снова взглянул на Киру, но теперь лицо его совершенно преобразилось — в его выражении появилась сердечная теплота.

— Идём к огню, — пригласил Асан, — хоть чаю попьёшь…

Присев на бревнышко возле обширного костровища, Кирочка стала оглядываться по сторонам, в надежде увидеть знакомые лица. Асан хлопотал с закопчённым чайником и хворостом для костра. Всё здесь было устроено как-то удивительно просто и уютно, отчего на Кирочку снизошло вдруг такое сладостное умиротворение, словно она пришла в дом старых друзей, справа и слева к ней на бревнышко подсели какие-то абсолютно незнакомые молоденькие девушки — она улыбнулась им с искренней симпатией.

Внезапно её внимание привлёк молодой мужчина, только что вышедший из шатра. Одет он был во всё чёрное — в балахон с остроконечным капюшоном и узкие брюки — и вел за руку белокурую девочку лет трёх в длинном розовом платьице, подпоясанном выше талии слишком роскошным для ребёнка, как показалось Кирочке, кожаным ремешком.

Мужчина повернул голову, и со сложным чувством, одновременно щемящим и радостным, она узнала в нём Эрмеса.

Кирочка замерла, грустное очарование недоступным вновь овладело ею с такой же силой, как и годы тому назад, она отметила, что Эрмес стал еще прекраснее, изящная худоба заострила благородные черты его лица, а отпечаток какой-то нездешней неутолимой печали одухотворил его — Кирочка любовалась затаив дыхание, жаль, всего несколько мгновений — Эрмес отвернулся, и капюшон вновь скрыл от неё его прямо-таки лучезарную красоту.

— Это он? — спросила она тихо у Асана, протягивающего ей глинянную чашку с дымящимся чаем.

Он кивнул и тут же с необъяснимо грубоватой поспешностью добавил:

— Только не подходи к нему, не вздумай говорить с ним, и ни в коем случае не дотрагивайся.

— Почему? — удивилась она.

— Эрмес остался так называемым «чёрным вдовцом». Он был последним мужчиной верховной жрицы. Это священно. Ни одна женщина не имеет права прикасаться к нему.

— А эта маленькая девочка? — спросила Кира с возрастающим любопытством.

— Она его дочь.

Эрмес тем временем присел на корточки перед девочкой и, взяв её за обе ручки, стал что-то говорить, глядя на малышку с глубокой нежностью.