Что ж, к делу?… Некоторые строчки дохнули обещанием. («Камыши не спеша шуршат, рябь озерная мысли кроит…») «Роза с колючкой на веточке тонкой» — живая, но… Больно, терпите. Она единственная в этом стихотворении, одна строчка — роза, а все вокруг — и василек из другой степени, и родничок из чужого леса, и лучик солнышка — бутафория. «Трепетный аромат» — от кем-то пролитого одеколона. Нельзя — это Вы, я верю, скоро и сами почувствуете — нельзя, уже лет сто как нельзя все эти трепеты и очарования употреблять иначе как иронически или же в таких созвучиях, чтобы взрывались, как атомные ядра, и выделяли энергию свежего смысла. От слов этих и им подобных ничего уже не осталось, кроме обсосанных фантиков. «Синей дымкой туман вдали» — разве можно?.. Никаких мусорных ящиков не хватит для дымок этих, для гладей озер и перин снегов. Эпитеты, сравнения и метафоры имеют право быть либо небывалыми (и притом единственно верными), либо, лучше всего, никакими. То же и в прозе, с тою лишь разницей, что в ней магия слова — только служанка мысли и не властна быть просто музыкой.

Живы ли?…

«Искры — еще не пламя, но обещают?..»

По опыту: одна-две строчки из неудавшегося стиха могут вспыхнуть, способны иногда вдруг, как побег из пня, дать начало чему-то жизнеспособному. Технология дела и состоит отчасти в отлове таких вот зародышей; неудавшиеся стихи не стоит уничтожать, а через год-другой-третий просматривать с холодным азартом утильщика. Стишонок мертворожденный сам себя похоронит.

«Поэт или не поэт?..»

Поэзия в Вас живет, но в слово пока не пробилась — искусством еще не стала. Можно иметь гениальную душу и при этом попросту не уметь писать. И можно быть квалифицированнейшим стихотворцем, мастером формы и при этом не быть поэтом — не иметь духовного своеобразия.

«Как достигнуть?..»

Поэзия начинается там, где кончается «я».

«Никак» — было бы ответом самым надежным, статистически точным, но все же не совсем верным. В том-то и искушение, то и дразнит, что в некоем неуловимом проценте… Да!.. Из массовой безнадеги, из бесконечности одинаково сереньких гадких утят с их неотличимыми синими дымками — вдруг нет-нет да и лебедь, подчас только под старость…

(Чаще обратное: ранний лебедь, стяжав лавры, гусе-ет.)

Сказать просто: «иметь дар» — значит только переназвать тайну.

Попробуем прошептать иначе: учиться выходить из себя — в смысле, противоположном общеизвестному.

Выходить из себя — и входить в строку.

Заблуждение, будто кому-то нужны наши чувства и переживания, будто быть искренним — значит уже и быть истинным или хоть интересным. Искренне и корова мычит. Читателю нашему (как и нам) интересны только его собственные чувства, это надо твердо и яростно зарубить себе на носу. А стиху? — какое дело стиху до каких-то там наших чувств?.. Творя, мы сжигаем все собственное, и в своем творении, к завершению ближе, должны уже вовсе НЕ УЗНАВАТЬ СЕБЯ.

Поэзия нам не принадлежит — она знает нас, но знать не желает.

Искусство — единственная область, где ложь о себе обретает святость, если только сливается с правдой большей, чем «»я».

Все стихи УЖЕ ЕСТЬ, только не все написаны.

«..Как же быть, как настраиваться, на что надеяться, не надеяться?» Писать или не писать?…»

Волевого решения быть не может. Стихи — род болезни, они нами пишут, а не мы их пишем. Какого бы качества ни бьши, если идут, останавливать не надо — опасно, я не шучу, можно сойти с ума.

Если на 1000 никуда не годных родится вдруг один настоящий, уже вся бодяга того стоила.