И никогда не могла. Мои взгляды выдавали мои чувства.
— Посмотрите на нее! — закричали они. — Позволим ли мы этой развратнице командовать нами?
К карете подъехал Лафайет.
— Сир, — сказал он, — не дадите ли приказ открыть огонь по толпе?
— Я никогда не допущу этого! — вскричал Людовик. — Я не хочу, чтобы кто-либо пролил кровь, которую затем будут приписывать мне. Мы возвращаемся в Тюильри.
Итак, кареты повернули, и под крики и оскорбления мы поехали обратно.
Когда Людовик выходил из кареты, он со вздохом сказал:
— Ты свидетель, что с этого момента у нас нет больше свободы.
Я была в отчаянии. Когда мы вошли в этот мрачный дворец, я сказала мужу:
— Мы действительно узники. Они хотят, чтобы мы никогда не покидали Тюильри.
Глава 10. В Варенн!
11 июня. Лафайет отдал приказ удвоить стражу и обыскивать все кареты.
18 июня. С королевой от 2.30 до 6.
19 июня. С королем… Оставался в замке с одиннадцати часов до полуночи.
20 июня. Прощаясь, король сказал мне: «Господин де Ферзен, что бы ни случилось, я никогда не забуду, что вы сделали для меня». Королева долго плакала. Я покинул ее в шесть часов.
Людовик отрекся от престола. Следовательно, Людовик для нас никто. В настоящее время мы свободны и у нас нет короля. Следует рассмотреть вопрос, нужно ли назначать другого.
Сир, Ваше величество знает мою преданность Вам, но я не хотел бы оставлять Вас в неведении, что если Вы отделите Ваше дело от чаяний народа, то я останусь на стороне народа.
Аксель был сильно обеспокоен, что мы подвергаемся большой опасности.
Я провела его к мужу, который выслушал его, все еще находясь под впечатлением оскорблений толпы, поэтому он был готов согласиться на организацию нашего побега.
Артуа и принц де Конде, которым удалось благополучно достичь границы, своим поведением еще более усугубляли наше положение — они слишком открыто говорили о предпринимаемых ими мерах для посылки армии против революционеров. Они разъезжали от одного иностранного двора к другому, пытаясь склонить правителей этих стран к войне с французским народом и к восстановлению монархии с помощью силы.
Мой брат Леопольд знал об этом, он писал Мерси:
«Граф Артуа мало беспокоится о своем брате и моей сестре. Он игнорирует опасность, которой подвергает их своими планами и действиями».
Мерси настаивал, чтобы я убедила короля рассмотреть вопрос о возможности побега. Мы должны бежать из Парижа, королю следует поднять лояльные войска и взять силой или угрозой то, что отнято у него. Людовик начал понимать необходимость этого, но сейчас было уже слишком поздно — Мирабо был мертв, а это был единственный человек, который мог бы справиться с задачей.
Однако у нас все еще оставались друзья, и в конце концов мы убедили Людовика, что побег необходим.
Аксель упросил сделать его ответственным за подготовку. Он немедленно к ней приступил, и первое, что счел нужным сделать, найти карету, большой дорожный экипаж, удобный для побега.
Он постоянно посещал Тюильри, а чтобы его визиты не привлекали слишком много внимания, иногда приходил переодетым; я никогда не знала, в каком виде он появится — как лакей, кучер или в облике слегка сутулого пожилого дворянина.
Это скрашивало монотонную жизнь. Я давно уже не испытывала такого прилива энергии. Аксель был одержим страстным желанием, чтобы этот план увенчался успехом.
— Я доставлю вас в безопасное место, — заявлял он мне.
Он рассказывал о специально заказанном дорожном экипаже, который должен быть отделан со всей пышностью. «Ничего, кроме самого лучшего», — заявлял он. |