|
Беседуя со мной о своем сыне, бабушка всегда говорила, что я должна уважать его и молиться за него. Но никогда она не требовала, чтобы я любила его, пока однажды я не спросила: – А он меня любит? На что она ответила очень кратко: – Он должен тебя любить. Я знала, что моя мать умерла. Но я не знала, что мое похищение было причиной ее смерти. К счастью, Дениза этого тоже не знала, иначе она не побоялась бы ужаснуть мою душу этим открытием. Однако она не преминула сказать мне, что мой отец женился вторич-но. – Стало быть, у меня есть новая мама? – несколько раз спрашивала я бабушку. – У тебя есть мачеха, – отвечала она, – но у тебя нет другой матери, кроме меня. Рано привыкнув к такому странному и неопределенному положению, я не обращала на это ни малейшего внимания. Настоящее было безмятежно и безоблачно. Моя бабушка была существом ангельской доброты, и я даже не помышляла о том, что могу когда-нибудь ее потерять. XIV Однако она все больше слабела с каждым днем, хотя ни Мариус, ни я этого не замеча-ли. Ее ум оставался ясным и воля незыблемой, но ее зрение быстро ухудшалось, и она была уже не в силах вести хозяйство. Теперь нам очень и очень не хватало Денизы: хотя она вела хозяйство из рук вон плохо, она избавляла бабушку от излишнего утомления, и хотя Фрю-манс задерживался у нас дольше положенного времени, приводя в должный порядок счета, он все-таки не мог следить за ведением домашних дел. Меня никогда не посвящали в эти низменные подробности, столь полезные и необходимые для каждой женщины. Я уже опо-здала найти в этом вкус, да я была еще и слишком юной, чтобы получить обо всем этом подлинное представление. У Денизы была привычка распоряжаться довольно грубо, и в конце концов ее вопли и крики внушили мне непреодолимое отвращение к любым приказам. Бабушка чувствовала, что в доме нужна женщина, заботам и надзору которой она мог-ла бы поручить мою бесценную особу, да и сама она в этом крайне нуждалась. Она посове-товалась с аббатом Костелем, который то ли из скромности, то ли по лености не слишком любил вмешиваться в чужие дела и предложил ей обратиться к Фрюмансу. – Фрюманс, – сказал он, – более практичен, чем я, особенно с тех пор, как он все время проводит у вас и видится с разными людьми. Думаю, что он знает кого-нибудь… У Фрюманса с бабушкой состоялся разговор, после которого мне показалось, что она взволнована и обрадована. – Фрюманс обещает раздобыть мне сокровище, – сказала она. – Теперь я смогу спо-койно прожить остаток дней. – Значит, это кто-то знакомый вам, дорогая бабушка? – Только по слухам, деточка. Эта женщина будет очень привязана к тебе, и я прошу заранее полюбить ее так же, как я люблю ее… даже не зная ее. – Она скоро сюда приедет? – Надеюсь, что да, хотя Фрюманс еще не уверен, удастся ли ее уговорить. Фрюманс собирался что-то писать. Он подозвал меня к себе. – Если бы вы захотели, – сказал он, – приписать две строчки в моем письме, эта особа, вероятно, согласилась бы приехать сюда ухаживать за вашей бабушкой и за вами. Мне показалось, что возложенная на меня обязанность придает мне некую значитель-ность. – Вы, стало быть, уверены, – сказала я, – что она нас по-настоящему полюбит? – Я ручаюсь вам за это. – И вы думаете, что бабушка будет с ней счастлива? – Я совершенно уверен в этом. – Значит, я должна написать этой даме? – Таково мое убеждение. – Вы будете мне диктовать? – Нет, вы сами должны решить, что нужно сказать, чтобы вызвать в ней доверие к вам. Та, о которой я вам говорю и которой пишу сейчас, не будет никому служить иначе, как в знак преданности, и при условии, что ее тоже будут любить. |
