|
Он знал, как вести себя, и усваивал обычаи с легкостью человека, который ставит обычаи превыше всего. Однако его великолепное умение жить отнюдь не мешало ему постоянно подчеркивать, что у нас ему ужасно скучно и он жаждет как можно скорее расстаться с нами. Видя, как нетерпеливо он стремится к этому, бабушка снова стала беспокоиться о том, какую профессию он должен себе избрать. У нас в некоторых аристократических семьях еще сохранились предрассудки против коммерции, промышленности и большинства свободных профессий. Молодой человек из приличной семьи, но без средств может быть только моряком или военным. Но, чтобы стать военным, то есть сразу офицером, как это представлял себе Мариус, нужно было пройти через непреодолимые преграды, и бабушка, хорошо зная надменность и тонкость чувств своего внука, не осмеливалась предложить ему стать юнгой или простым солдатом. Однажды в незыблемом спокойствии нашей жизни произошла небольшая драма, смысл которой открылся мне гораздо позднее и последствия которой я увидела ясно, хотя и не понимала их причины. А причина была очень простая. Мариус, который еще не был подвластен зову плот-ских страстей и был слишком недоверчив или слишком благоразумен, чтобы его вовлекли где-то вдали от нас в какую-нибудь недостойную авантюру, вдруг стал беспокойным, рассе-янным, возбужденным, даже несколько сумрачным. Он ненавидел Женни, которая ему ни-когда не льстила, и тем не менее в одно прекрасное утро он сделал попытку установить с ней более дружеские отношения, объявив ей, что она красавица. В ответ на это Женни толь-ко пожала плечами. Несколько дней подряд он все повторял ей, что она красавица. Не знаю уж, какой урок она ему дала, но он разозлился на нее и стал резок и дерзок с Фрюмансом. В моем присутствии он позволял себе какие-то странные насмешки над предпочтением, кото-рое Женни якобы оказывала этому фатоватому верзиле-педагогу, которого он, Мариус, со-вершенно не выносит. Как-то Мариус явился на урок в охотничьем костюме и с ружьем в руках. Он вручил Фрюмансу свои тетради. – Будьте любезны поскорее поправить их, – сказал он. – Сегодня я предполагаю отпра-виться на охоту. Это была явная демонстрация. Фрюманс ничего не ответил, взял тетрадки, поправил их и вернул ему, сказав с невозмутимым спокойствием: – Желаю вам удачной охоты, господин Мариус. – Господин Фрюманс, – возразил Мариус, искавший предлога для ссоры, – меня зовут господин де Валанжи. – Тогда, – продолжал Фрюманс с кроткой улыбкой, – я желаю удачной охоты господи-ну де Валанжи. – Благодарю вас, господин Фрюманс. Я ухожу и ставлю вас в известность, что отныне буду заниматься один. – Это уж как вам будет угодно, – ответил Фрюманс. – Но, – не унимался Мариус, – так как не принято, чтобы у молодой девицы был на-ставник, когда у нее уже есть гувернантка, я полагаю, что вы могли бы теперь избавить себя от необходимости сопровождать мою кузину на прогулках, по крайней мере хотя бы тогда, когда ее гувернантка не будет ощущать необходимость в вашем обществе, в каковом случае у меня больше не будет к вам никаких замечаний. – Вы могли бы избавить себя от необходимости делать и это замечание, – сказал Фрю-манс, покраснев. – Я нахожу его безвкусным и бестактным. – А я нахожу ваше замечание дерзким. – Но ваше является обидным. – Вы считаете себя обиженным, господин Фрюманс? – Да, господин Мариус, и довольно об этом. Прошу вас не продолжать дальше. – А если я все-таки буду продолжать, что тогда? – Тогда вы проявите неуважение к дому вашей двоюродной бабушки. – К дому моей двоюродной бабушки, то есть к ее людям? – К ее людям, если угодно. Я ожидал всего этого от вас, понимая, в каком настроении вы находитесь. Но вы действуете наперекор своему характеру, который выше, чем ваши се-годняшние слова. |
