Он шел по пристани, любуясь морским пейзажем. Мануэль любил море, как любил стихию и свободу. Пылал закат; казалось, вода была охвачена пожаром, однако от горизонта к зениту медленно ползли черные тучи. Ветер усиливался, волны с шумом били о причал, и Мануэль подумал, что, наверное, начнется дождь, а возможно, и буря. Штормы на побережье были нередки, но они быстро стихали и не причиняли особого вреда.

Со стороны сколоченных из досок и крытых соломой жилищ индейцев тянуло отбросами. Мануэль старался не приближаться к этому месту. Там кишели всевозможные паразиты, вились назойливые москиты и распространялись губительные тропические болезни. К этим индейцам Мануэль относился с презрением; они ничем не напоминали тот гордый народ, с которым он сражался в горах, неукротимых арауканов, захвативших лошадей и ружья испанцев и создавших собственную армию.

Погода продолжала портиться. Бешеный порыв ветра взметнул волосы и полы плаща Мануэля, раздался удар грома, и по земле застучали тяжелые капли. Испанец поспешил домой и едва успел укрыться до начала ливня.

Сегодня у него не было свидания и он рассчитывал отдохнуть. Мануэль поужинал в одиночестве, выпил стакан вина и лег спать. Его разбудил вой ветра и нарастающий грохот волн. Казалось, стихия вот-вот снесет крышу и дом рухнет.

Испанец выглянул наружу и оторопел. Причала не было, он видел лишь огромные волны и гривы пены. Он слышал голоса людей, которые метались в темноте. До него донеслось слово «наводнение», и Мануэль сразу понял, что это не шутка.

Он быстро собрал кое-какие вещи, прикрепил к поясу кошелек и выбежал из дома. Океан, вторгшийся на сушу, заливал берег. Отовсюду неслись испуганные вопли. Некоторые жители Гуатулько залезли на крыши, однако Мануэль подозревал, что вода доберется и туда. Сначала он промок до колен, а вскоре вода дошла до пояса. Толпа бежала прочь от берега, а волны неслись следом за людьми, и ветер сбивал их с ног. Истошно кричали женщины, громко плакали дети.

Мануэль был рад, что ему не надо ни о ком заботиться. Он ловко вскарабкался по стволу гигантской пальмы и устроился на ее верхушке. Испанец подумал о стоявших в гавани кораблях. Едва ли они выдержат бешеный натиск урагана, скорее всего, их разнесет в щепки!

Он ничего не слышал и не видел: мешали темнота и оглушительный рев волн. Однако в какой-то миг Мануэль почувствовал, что по стволу кто-то взбирается, посмотрел вниз и заметил женщину. Он был не против потесниться и даже помочь незнакомке, тем более если она молода и красива, ведь Мануэль оставался самим собой даже на пороге смертельной опасности.

Когда женщина забралась повыше, он вгляделся в нее и его постигло разочарование. Буйная грива черных волос, как у дикой кобылицы, глаза цвета мокрого угля, скуластое лицо, бронзовая кожа.

Некоторые индейские женщины, живущие в Гуатулько, были женами рабочих; находились и такие, кто сожительствовал с испанцами. Что касается Мануэля, он никогда не связывался с туземками. Это было ниже его достоинства, ибо, как правило, индианки, хотя и отличались гордой осанкой, были неряшливы, плохо одеты, вдобавок напрочь лишены кокетства.

Испанец заметил, как женщина протягивает кому-то руку. Следом за ней на пальму залез мальчишка лет девяти. Они устроились рядом с Мануэлем и не двигались, лишь мелко дрожали.

Внизу бурлила и пенилась вода, воздух был пропитан влагой. Шторм швырял деревья, бревна, обломки лодок. Мануэль надеялся, что пальма выдержит и что когда-нибудь ураган утихнет.

Ветер, дождь и мрак постепенно истощали его силы. Он удивлялся тому, что женщина и мальчишка до сих пор сидят на дереве. Еще большее изумление Мануэль испытал, когда все трое внезапно оказались в воде. Корни устояли, однако стихия расщепила ствол, и дерево рухнуло в воду.

Мануэль ухватился за пальму, вмиг превратившуюся в бревно. Женщина и мальчик сделали то же самое. Возможно, его шансы выросли бы, цепляйся он за дерево один, но Мануэль не мог помешать индианке и ее ребенку бороться за жизнь.