Ощущение, будто Ж. близко знала моего отца, потому что близко знакома с «Гармонией». Поэтому ей тяжело будет это читать. <Теперь я думаю, что, возможно, в виде исключения ее не назначат редактором этой книги — по конспиративным соображениям; чтобы было вовлечено как можно меньше людей. Не знаю.> А еще мне приходит в голову, что ничего хорошего мне это не сулит, что-то ко мне прилипнет, что-то не омерзительное, но уж точно отталкивающее. Вроде экземы. Я вдруг представляю, как на улице люди плюют мне вслед — не потому, что отец мой предатель, а потому что я написал об этом. Стоят шеренгами вдоль тротуаров, и я прохожу как сквозь строй. Удивляюсь, что мне до сих пор не снятся кошмары.

Снова с Ж., о другом: почему не пошлют куда следует зарвавшегося министра. Но это ведь не так просто, говорит она. Даже если сломлены и не все, здесь было столько несправедливости, столько дряни, что люди привыкли; когда в комнате плесень, живущие в ней тоже плесневеют; от нас пахнет плесенью. — За это в ответе и мой отец. Его история, среди прочего, говорит нам о том, что страну невозможно разделить на чинивших несправедливости и несчастных страдальцев. Это большой и живучий национальный самообман.

Я иду на ближайший рынок купить бананов. Проходя мимо отдела обслуживания, слышу: Тут столько всего творилось, а мы и не знали, что за этим стояло. — В самом деле, как будто в стране было две страны (не одна, разделенная надвое, см. выше о самообмане). Или несколько. Ведь существует не только «другая Венгрия», о которой поминал Оттлик, не только «родина в небесах», о которой писал Ийеш, но есть родина и внизу, гораздо ниже и без того невысокой реально существующей — ведь гэбэ, политический сыск, стукачи, не без помощи моего отца (как же трудно мне это писать), тоже творили свой мир, создавали свою реальность, свою родину. Я только не знал, что имею к ней отношение.

Мне легко было быть сострадающим и взыскательным, да я и сейчас такой, это осталось — только забудем слово «легко». [Все сущее для меня — семейная история, помнится, рисовался я. Но чтобы и гэбэ тоже!.. Я и подумать не мог, что всё — это и в самом деле всё.]

<22 ноября 1958 года

Казнен молодой повстанец из Ференцвароша Ласло Онештяк (из группы Гёндёра).

28 ноября 1958 года

Казнены Золтан Галгоци, Йожеф Надь, Лайош Ваш, Эржебет Шалаберт, Альберт Лачки, Йожеф Бургермейстер и Габор Шимон, приговоренные к смертной казни по делу о самосуде на площади Кёзтаршашаг.

1 декабря 1958 года

Казнен Иштван Андял, приговоренный к смерти по делу о группе повстанцев с ул. Тюзолто.>

9 декабря 1958 года

В соответствии с полученным указанием я посетил Б. В., работающего в издательстве Академии наук. И т. д. и т. п., ну и как, он доволен теперешней должностью? Он ответил, что данное место работы вполне отвечает его способностям. Побывал также в доме Э. Б., чья жена рассказала, что у них был обыск, а 5-го числа мужа вызвали в органы, откуда он до сих пор не вернулся.

Жить при социализме становится все веселее.

Надо отметить, что информатор выполняет задания бессистемно. Иногда он решает задачи оперативно, в других случаях неделями работает без каких-либо результатов. — Донесение удовлетворительное хотя бы уже потому, что полученное задание выполнено согласно инструкциям. Он должен был разыграть (новый уровень сотрудничества!), будто хотел бы устроиться на работу в издательстве Академии (…) успешно (…)

Накануне сочельника они должны были встретиться у Западного вокзала, в час дня, но встреча не состоялась: Тота командировали в провинцию. Компенсировали ее 6 января в кондитерской «Сабария». Примечание: Информатор имеет склонность объяснять невыполнение заданий экивоками на семейные обстоятельства.