– Скажите, что ей будет интересно узнать кое-что о смерти ее мужа.

– Ну что ты, Кирсти, – обратилась к ней Эстер, – Перестань нас оберегать. Я не знаю, что хочет нам рассказать доктор Колгари, но мы все должны это услышать.

– Дело ваше, – проворчала Кирстен и вышла.

– Садитесь, – пригласил гостя Лео, указывая на кресло у камина.

Колгари сел.

– Вы простите меня, доктор Колгари, если я скажу, что очень сожалею о том, что вы появились тогда в этом доме, – произнес Лео Аргайл.

– Это нечестно! – горячо возразила Эстер. – Папа, ты говоришь ужасно несправедливые вещи!

– Я понимаю ваши чувства, – сказал Колгари, – Наверно, на вашем месте я испытывал бы то же самое. Какое-то время я и сам жалел, что явился к вам. Но при серьезном размышлении понял, что все-таки не мог бы поступить иначе.

Возвратилась Кирстен.

– Мэри идет, – сообщила она.

В ожидании все сидели молча. Вошла Мэри Даррант. Колгари взглянул на нее с интересом: он видел ее впервые. Мэри выглядела очень спокойной, собранной, она была тщательно одета и причесана – волосок к волоску. Но лицо ее напоминало маску, точнее лицо лунатика, который бродит во сне.

Лео представил их друг другу. Она наклонила голову.

– Благодарю за то, что пришли, миссис Даррант, – проговорил Колгари. – Я думаю, вам следует выслушать то, что я собираюсь сообщить.

– Как вам будет угодно, – ответила Мэри. – Но что бы вы ни сказали, Филипа это не вернет.

Она отошла в сторону и села на стул у окна. Колгари обвел глазами всех присутствующих.

– Сначала разрешите мне сказать следующее. Когда я явился к вам в первый раз, чтобы сообщить, что Жако невиновен, я был изумлен тем, как вы восприняли это известие. Теперь-то я понимаю почему. А тогда меня особенно поразили слова, сказанные этой девушкой, – он указал глазами на Эстер, – когда я уходил. Она сказала, что самое важное не справедливость, а то, на что обрекаются теперь невиновные. В Книге Иова есть выражение: «пытка невинных». Известие, принесенное мною, обрекло вас всех на муку. Но невиновные не должны страдать, этого допустить нельзя. И сегодня я явился к вам, чтобы положить конец страданию невиновных.

Он помолчал несколько мгновений. Никто не произнес ни слова. Тихим ровным голосом Колгари продолжал:

– Весть, которую я вам принес тогда, не была для вас, вопреки моим ожиданиям, радостной. Для вас обвинение, предъявленное Жако, было вполне естественным. Вас всех это, если можно так выразиться, вполне устроило. Этот вердикт был самым подходящим для всей семьи.

– Вам не кажется, что вы чересчур категоричны? – спросил Лео.

– Нет, – ответил Колгари. – То, что я сказал, – правда. Жако, на ваш взгляд, вполне годился в убийцы, поскольку о том, что в дом мог проникнуть кто-то посторонний, всерьез говорить не приходилось, а для Жако можно было выдвинуть набор оправданий. Он-де несчастный, психически не совсем здоровый, он не в состоянии отвечать за свои поступки. У него сложный характер и врожденные дурные наклонности. Такого рода доводы с успехом используются в наши дни для оправдания преступников. Вы сами, мистер Аргайл, говорили, что не вините его. И что даже его мать, которую он лишил жизни, тоже не винила бы его. Его обвинял только один человек. – Колгари посмотрел на Кирстен Линдстрем. – Вы. Вы сказали просто и ясно, что Жако был негодяй, без всяких оговорок. «Жако был негодяй» – вот ваши слова.

– Может быть. – Кирстен пожала плечами. – Да, может быть, я так и сказала. Потому что это правда.

– Да, это правда.