Отто знал свойства этого снотворного препарата — двумя таблетками можно было повалить спать слона. Тиана не могла ничего видеть и слышать, а камер в доме не было, Отто проверил.

Потом Джон обмолвился, что коллеги его старого друга ловили насекомых и птиц на юге Африки в зоне высокой радиации и исследовали их реакцию на радиацию. Отто зацепился за то, что у друга крокодилья ферма, что никогда не ел мясо крокодила, и уговорил наведаться к старому другу.

Но военный врач Уинстон оказался крепким орешком и не стал разглагольствовать на опасные темы с первым встречным-поперечным. Так что ловили и жарили крокодила совершенно напрасно.

Самый серьезный прокол — поездка к колдуну. Отто не предполагал, что тот так просто выведет его на чистую воду. Но вряд ли этот Вуусани сотрудничал со спецслужбами, он жил в параллельном им мире.

Нелепая гибель Уго тем более не могла быть связанной с Отто. Никто в этой свалке не видел, что из бумажника военного пилота исчезли фотографии, на которых Уго Ластман позировал на фоне ядерного гриба, улыбаясь, как на американской рекламе зубной пасты.

Когда Отто вылетал в Неаполь, хвоста за ним не было. В Камерино тоже, там настолько малолюдно, что виден каждый. Он спокойно положил контейнер с материалами под груду кирпичей и сделал пометку на стене церкви. Слежки к тайнику тоже не было.

Неожиданный отъезд в Камерино и возвращение? Но это естественно в его бизнесе, когда надо согласовывать решения с руководством. А на юге Африки он единственный качественно укрепленный советский нелегал, и у него нет ни одного тайника ближе Камерино.

В каком же месте он мог ошибиться? Кто же его смог раскусить?

И Алексей снова и снова складывал из фрагментов пазл своей кропотливой работы по сбору информации о тайных ядерных испытаниях ЮАР. И снова не находил в этом пазле ни одного прокола.

Глава двадцать вторая

ДОПРОС ИЗРАИЛЬСКОЙ РАЗВЕДКОЙ

К следующему допросу Отто Шмидта, а теперь уже Алексея Козлова, генерал Бродерик и полковник Глой готовились особенно тщательно. Допрашивать заключенного приехал представитель МОССАДа.

Бродерик приехал поддержать Глоя, хоть и не собирался присутствовать на допросе — сотруднику МОССАДа патронаж генерала контрразведки ЮАР был не по чину. Бродерик сел в кресло Глоя, закурил сигару и самодовольно заметил:

— Несмотря на весь ваш идиотизм, полковник, мы почти у цели!

— Господин генерал, я думаю… все-таки это человек из израильской разведки… — осторожно не то сообщил, не то спросил Глой.

— И что? — удивился Бродерик.

— Если он увидит портрет Гитлера… Помните, какую истерику устроил, увидев портрет Гитлера в моем кабинете, этот физик… Гидон Крамер?

— Так снимите его на время допроса, — предложил Бродерик, — зачем нам очередной припадочный? В конце концов, евреи имеют право не любить Гитлера!

— Я думал об этом. С одной стороны, это мой кабинет, и иностранец не должен указывать, кто здесь должен висеть. С другой — под портретом кусок выгоревшей стены. Как-то несолидно. — Глой сам не понимал, чего хочет, и намекал на то, чтобы начальник принимал решение за него.

— Повесьте любую картинку. Пошлите в лавку для туристов, пусть привезут первую попавшуюся, — добродушно посоветовал Бродерик.

— А может быть, временно повесить вместо Гитлера Кальтенбруннера?

— Какая для еврея разница — Гитлер или Кальтенбруннер?

— На портрете Кальтенбруннера не видно формы, еврей не догадается, кто это! — заговорщически подмигнул Глой.

— Вешайте Кальтенбруннера! — кивнул Бродерик.