И Жора зашелся таким лошадиным ржанием, что Глой посмотрел на него, как на умалишенного, а Козлов улыбнулся.

— А теперь уже посмотри, где твои портки? — показал Жора пальцем на живот Алексея. — Ты уже видишь наконец по своим бебехам, шо уже стал вполовину самого себя?

— Я могу сесть? — спросил Алексей.

— Конечно, уже садись. И давай ты уже сразу услышишь, шо я пришел вытащить тебя отсюда, потому шо знаю все ходы и выходы с просторов знойной Калахари! И тебе пора чесать отсюда, потому шо ты уже долго не протянешь на вонючих тюремных дордочках!

— Вытащи, — сдержанно ответил Алексей.

— Считай, шо у тебя уже блат в МОССАДе, я даже принес тебе гостинчик, — подмигнул Жора и обратился к Глою по-английски: — Прикажите принести, что я привез для заключенного.

Глой кивнул охраннику. Тот вышел и вскоре вернулся с пластмассовым подносом, на котором стояли открытая консервная банка с разделанной селедкой, миска холодной вареной картошки и лежали очищенная луковица и нарезанный бородинский хлеб.

Глой брезгливо поморщился запаху незнакомой еды, а Алексей сглотнул слюну.

Жора подвинул к нему поднос и заботливо сказал:

— Вижу, Алеша, шо эти гицели совсем уже тебя не кормят! Кушай, угощайся!

Алексей осторожно взял с подноса кусок черного хлеба, понюхал его, торопливо запихнул в рот и закрыл глаза от блаженства:

— Это же бородинский?

— А ты думал, шо солидные люди в МОССАДе делают себе по утрам уже бутерброд с мацой? А шобы да, так нет!

Алексей быстро откусил от луковицы, заел картошкой, достал тюремной алюминиевой ложкой кусок селедки. Ел торопясь, понимая, что сейчас отнимут. А Глой с трудом скрывал отвращение к этому шоу, запаху лука, селедки и непонятному языку.

— Ну, теперь ты уже понял, Алеша, шо я твой друг? Давай бекицер и по делу, пока этот балабуз не понимает ни слова. Если я от тебя получу дулю с маком, то ты получишь от них пулю с гаком! Ты уже с этим согласен?

Алексей кивнул.

— Сидишь ты, цуцик, за терроризм. И можешь делать любой кипиш, но эту статью на козе не объедешь! Родина тебе не поможет, Алеша, потому шо просто не узнает, шо тебе капец! Или узнает слишком поздно. Тебя щедро наградят за молчание. Но посмертно, Алеша!

Алексей сосредоточенно жевал луковицу с хлебом, понимая, что это чуточку облегчит его авитаминоз.

— Кончай уже жрать, когда с тобой говорят о твоей жизни! — раздраженно окликнул его Жора и отодвинул поднос.

Алексей промолчал в ответ.

— Был бы шпионаж олимпийским видом спорта, тебя бы, Алеша, уже амнистировали в честь Олимпиады, шо сейчас проходит в вашей Москве. Но скажу тебе, Алеша, как другу, шо я вас, русских, не понимаю. На хрена вы полезли в Афганистан? — решил поразглагольствовать Жора. — И шо вы себе думали, шо вас похвалят за ваш большой пуриц? Может, вы думали, шо там большие деньги под каждым камнем? Может, вы уже не знали, шо после этого никто не приедет к вам на Олимпиаду?

Глой переводил глаза с Жоры на Алексея, с Алексея на Жору, но все равно не мог понять ни капельки.

— Алеша, им не надо никакого разрешения, шобы уже повесить тебя за статью «Терроризм»! И им до мнения европейских стран, как до последнего фонаря на Дерибасовской!

— Понимаю.

— Я твой последний шанс, Алеша! Ты же еще не знаешь, как эти гицели вешают! Утром перед смертной казнью тебе дают полкурицы, если ты черный. И целую курицу, если ты белый. И если ты не откинул копыта в петле, уже приходит тюремный доктор и делает укол в сердце. — Жора изобразил укол в собственное сердце шариковой ручкой. — Алеша, ну уже скажи мне, зачем тебе есть целую курицу?

Алексей промолчал.