— Вешайте Кальтенбруннера! — кивнул Бродерик. — Только поймите, этот допрос — самый важный, ведь еврей будет говорить с ним по-русски. А вы не знаете русского.

— Вы думаете, самый важный?

— Этот Козлов вполне может быть агентом МОССАДа и передать в разговоре нужную информацию. Так что глядите в оба!

— Слушаюсь, господин генерал, — щелкнул каблуками Глой, хотя было совершенно не понятно, как он будет «смотреть в оба» на незнакомом языке.

Штатного русского переводчика в распоряжении контрразведки не было, прежде они никогда не арестовывали русских. А искать русскоговорящего, бояться, что он услышит секретную информацию, а потом немедленно ликвидировать его, было хлопотно.

— Господин генерал, сколько еще разведок будет его допрашивать? — осторожно спросил Глой.

— В наших интересах показать Козлова тем, чьи визы есть в его паспорте, — вздохнул Бродерик и напомнил: — А что еще, по-вашему, мы можем делать, если вы не в силах выбить из него ни слова?

Когда Алексея привели на очередной допрос, он почувствовал, что в кабинете что-то изменилось. После бессонницы, побоев и голода он плохо видел — предметы расплывались. И не сразу понял, что вместо портрета Гитлера над столом висит изображение Эрнста Кальтенбруннера, легко узнаваемого по впавшему рту и рубцу на левой щеке.

Портрет был тщательно и без изысков выписан салонным художником. Без формы Кальтенбруннер смотрелся по-домашнему, как дальний деревенский родственник Глоя.

За столом вместо привычных двух представителей иностранной разведки сидел один взъерошенный человек. Несмотря на ухудшившееся зрение, Алексей отметил, что в отличие от предыдущих элегантных денди из европейских разведок одежда этого человека выглядела не просто небрежной, но даже неопрятной.

Глой, как обычно, стоял у окна, чтобы видеть все нюансы происходящего, а у двери дежурил охранник.

— Привет, Козлов! Как поживаешь? Я — Гертц Георг из БНД, — весело сказал человек из-за стола по-немецки.

Алексей усмехнулся и промолчал в ответ.

— Что молчишь? Оглох? — хамовато спросил человек из-за стола.

— Люди из БНД не разговаривают по-немецки с одесским акцентом, — ответил Алексей. — Так разговаривают только одесситы из МОССАДа. Лучше сразу переходите на русский.

— Шо ты уже решил этим сказать? Шо ты самый умный? — весело откликнулся человек «на одесском» русском. — Таки мы сейчас уже без второго слова посмотрим, кто тут самый умный! Ну, предположим, я из Тель-Авива… И шо?

— Из Тель-Авива с бульвара царя Шауля, — уточнил Алексей, назвав адрес центрального офиса МОССАДа.

— Смекаешь, Алеша! Ну раз ты все так шикарно знаешь про меня, то давай уже наконец рассказывай про себя!

После вежливого англичанина, жестких немцев, развеселых итальянцев и нудных французов он переигрывал, работая под фраера с Привоза. Алексей окрестил его про себя Жорой.

— А ну уже встань, Алеша! Шибче! — скомандовал Жора.

Козлов встал, а Глой напрягся, не понимая ни одного слова.

— Сделай руки в стороны, вот так, как я!

Козлов развел руки в стороны.

— Знаешь анекдот: пришел уже Христос в Одессу, идет по Дерибасовской, а его никто не узнает, ни одна сука. Ну, ему уже обидно, он же Христос! Подходит к старому Изе, шо сидит на углу на лавочке и много лет читает одну и ту же газету, и говорит: «Старый Изя, и вы меня шо, уже тоже не узнаете?» А старый Изя поправил очки и говорит: «Шо-то знакомое! Молодой человек, а ну-ка, разведите руки в стороны! О, таки я вас узнал!.