Игорь Владимирович вначале раздражался прямолинейностью зама, но за несколько лет свыкся с ним и даже считал полезным — все еще срабатывали старые знакомства Никандрова, когда в министерстве нужно было выбить новые фонды или добиться еще одной единицы в штатном расписании.
Расширить свои познания Никандров уже не пытался, да, пожалуй, и не был способен на это, но на научно-технических советах иногда выступал, вызывая своими суждениями тихое замешательство среди пожилых профессоров и насмешливые взгляды молодежи. И в первые годы эти речи Никандрова только удручали Игоря Владимировича, но потом стали злить, и, бывало, в заключительном слове он с мстительным чувством начинал логически развивать высказывания Никандрова, доводя их до стройного, одетого в звонкую терминологию и поэтому ошеломительного абсурда. И сам был готов расхохотаться, видя, как облегченно вздыхают маститые ученые и настороженным блеском начинают светиться глаза молодых. Игорь Владимирович не смог бы объяснить словами, для чего он так поступает, но интуитивно чувствовал, что это полезно. Может быть, ему казалось, что, обнажая невежество, безупречной словесной оболочкой придавая ему видимость логической неуязвимости, он воспитывает у своих людей отвращение к пустой, но звонкой общей фразе, к попытке подменить мышление наукообразной болтовней. И это давало свои плоды: почти всегда выступления на советах были предельно насыщены, продуманы и немногословны. Впрочем, эта атмосфера недоверия к отвлеченному умствованию имела и свою оборотную сторону: никто в институте не смог вылущить то рациональное зерно, которое было в несколько абстрактных и чересчур эмоциональных речах Жореса Синичкина.
Сейчас, на дирекции, Игорь Владимирович почти не слушал того, что говорил Никандров. Он уже привык просеивать слова своего второго заместителя, останавливая внимание только на конкретном. Игорь Владимирович думал о том, что на этот раз ему самому придется ехать в Москву с наметкой тематического плана, чтобы заодно позондировать почву (осторожно, конечно, не раскрывая карт), нельзя ли включить в план работу группы Яковлева.
Привычно сохраняя на лице выражение внимания, Игорь Владимирович изредка взглядывал на Никандрова, а сам перебирал в памяти фамилии министерских специалистов, прикидывая, кто из них поддержит его, а кто будет противником. Никандров что-то говорил о фундаменте вибростенда, о системе вентиляции помещения блоков электронной машины, как всегда это было, что-то относящееся к хозяйству, к договоренности со специализированной конторой, ведущей монтаж вибростенда. Игорь Владимирович не слушал, слова Никандрова были лишь фоном для его размышлений, и в то же время он все-таки контролировал разговор, и поэтому, когда Никандров произнес: «…микроавтомобильчики для детского автодрома», — Игорь Владимирович сразу встрепенулся.
— Так, — сказал он. — Это любопытно. А вы не поинтересовались, где Дворец пионеров собирается изготовить эти автомобили и сколько штук? — Игорь Владимирович пристально взглянул на своего заместителя.
— Нет, — растерянно ответил Никандров и нахмурился. Нижние веки у него были сморщенные, отвисшие, и поэтому, нахмурившись, он стал похож на старого барбоса. Игорю Владимировичу почему-то стало жаль его, но тем не менее он жестко сказал:
— Когда вам что-нибудь предлагают, то прежде всего старайтесь собрать побольше информации, самое легкое — это отказать, как вы сделали. Пожалуйста, свяжитесь с директрисой Дворца и разузнайте все: где, сколько, каковы их финансовые возможности?
— Это ведь почти игрушка, я поэтому и сказал сразу, что институт этим заниматься не будет, — с нотками упрямства в голосе, но тихо ответил Никандров.
— Но кто-то же должен помочь детям. И дело хорошее — приучить их к технике. А другой конторы, которая могла бы сделать эту работу, в городе нет. |