— Я уже обшарил все, но писем не нашел. Почему, интересно знать. Да потому, что это ты вскрыл их и прочел.

— Чушь какая! Полная ерунда! Если я и увидел почту с именем Клаттука, то, конечно, мог автоматически и заглянуть.

— И что дальше?

— Говорю тебе — я не помню!

— Ты давал ее читать своей матери?

— Она, конечно, могла подобрать их, ну… чтобы прибрать, — Арлес нервно облизнул губы.

— Значит, она читала их прямо у тебя перед носом!

— Я бы так не сказал. И, вообще, я ничего не помню. Я же не слежу за матушкой. Так это все, что ты хотел спросить?

— Не совсем, но я подожду, пока найдутся письма. — И Глауен оборвал связь.

Еще какое-то время он постоял в центре комнаты, раздумывая, потом натянул форменный китель Бюро «Б», кепи и направился вниз, в квартиру Спанчетты.

На звонок вышла горничная и провела его в приемную, восьмиугольную комнату, посреди которой возвышался тоже восьмиугольный диван, обтянутый серым шелком. По четырем альковам, четыре напольных вазы лили аромат пурпурных лилий, стоявших в высоких букетах. Скоро появилась и Спанчетта. Сегодня она решила затянуть свой гигантский бюст в матовое черное платье, украшенное лишь серебряными пуговицами. Трен платья мел пол, длинные рукава почти скрывали кисти. Волосы были убраны в какую-то непонятную пирамиду примерно в фут вышиной, а лицо густо и мертвенно забелено косметикой. Секунд пять она стояла в дверях, глядя на Глауена глазами черными, как агаты и, наконец, вошла в комнату.

— Что тебе здесь надо, и зачем ты явился ко мне в своей кукольной форме?

— Это официальная форма, и я здесь нахожусь на служебном расследовании.

— И в чем же я в таком случае обвиняюсь? — язвительно засмеялась Спанчетта.

— Мне нужно вас допросить относительно неправомерного и недобросовестного отношения к почтовым отправлениям — а именно о тех письмах, которые приходили мне во время моего отсутствия.

— Что я могу знать о твоей почте? — презрительно дернула плечом Спанчетта.

— Я уже снесся с Арлесом. И если вы сейчас не выложите сюда письма, я немедленно получу разрешение на обыск всей квартиры. И в таком случае вы окажетесь под следствием уже вне зависимости, найдется почта или нет. Арлес подтвердил под присягой, что письма попали в ваше распоряжение.

Спанчетта немного подумала, отвернулась и выкатилась из приемной. Глауен пошел следом. Спанчетта остановилась и бросила через плечо:

— Вы вторгаетесь в частные владения! Это чудовищное оскорбление!

— Не при таких обстоятельствах. Я хочу увидеть, где вы держали мои письма. К тому же я не собираюсь околачивать целый час груши в приемной, пока вы будете заниматься своими делами.

Спанчетта выдавила ухмылку и отвернулась. В коридоре она остановилась у высокого шкафа и вытащила перевязанную лентой пачку писем.

— Вот тебе то, что ты ищешь. Я о них просто забыла. Да никакой тайны тут и нет.

Глауен просмотрел конверты, которых оказалось всего четыре; все были вскрыты. Спанчетта молча глядела на его действия.

У Глауена не находилось слов выразить свое возмущение и он только глубоко вздохнул.

— Я сам мог бы рассказать тебе гораздо больше.

Молчание Спанчетты становилось оскорбительным. Глауен развернулся на каблуках и молча ушел, чтобы хоть как-то сохранить достоинство. Горничная вежливо открыла ему дверь, и молодой человек снова оказался в коридоре.

Глауен посмотрел на письма, все еще судорожно сжатые в руке. Все были вскрыты, а потом тщательно заклеены, все это оставляло неприятное ощущение надругательства и насилия.